Технология написания сочинения по русскому языку. Проблема исходного текста

– Мы не на Голгофу идем, товарищ дорогой, – сказал Серпилин, – а воюем. Если вам легче, чтобы фашисты вас к стенке поставили, чем своей рукой комиссарские звезды срывать, – это значит, что у вас совесть есть. Но нам одного этого мало. Мы не встать к стенке хотим, а фашистов к стенке поставить. А без оружия этого не совершишь. Так-то вот! Идите в строй, и ожидаю, что вы будете первым, кто приобретет себе оружие в бою.

Когда смущенный старший политрук отошел на несколько шагов, Серпилин окликнул его и, отцепив одну из двух висевших у пояса гранат-лимонок, протянул на ладони.

– Для начала возьмите!

Синцов, в качестве адъютанта записывавший в блокнот фамилии, звания и номера частей, молча радовался тому запасу терпения и спокойствия, с которым Серпилин говорил с людьми.

Нельзя проникнуть в душу человека, но Синцову за эти дни не раз казалось, что сам Серпилин не испытывает страха смерти. Наверное, это было не так, но выглядело так.

В то же время Серпилин не делал виду, что не понимает, как это люди боятся, как это они могли побежать, растеряться, бросить оружие. Наоборот, он давал почувствовать им, что понимает это, но в то же время настойчиво вселял в них мысль, что испытанный ими страх и пережитое поражение – все это в прошлом. Что так было, но так больше не будет, что они потеряли оружие, но могут приобрести его вновь. Наверное, поэтому люди не отходили от Серпилина подавленными, даже когда он говорил с ними круто. Он справедливо не снимал с них вины, но и не переваливал всю вину только на их плечи. Люди чувствовали это и хотели доказать, что он прав.

Перед вечерним привалом произошла еще одна встреча, непохожая на все другие. Из двигавшегося по самой чащобе леса бокового дозора пришел сержант, приведя с собой двух вооруженных людей. Один из них был низкорослый красноармеец, в потертой кожаной куртке поверх гимнастерки и с винтовкой на плече. Другой – высокий, красивый человек лет сорока, с орлиным носом и видневшейся из-под пилотки благородной сединой, придававшей значительность его моложавому, чистому, без морщин лицу; на нем были хорошие галифе и хромовые сапоги, на плече висел новенький ППШ, с круглым диском, но пилотка на голове была грязная, засаленная, и такой же грязной и засаленной была нескладно сидевшая на нем красноармейская гимнастерка, не сходившаяся на шее и короткая в рукавах.

– Товарищ комбриг, – подходя к Серпилину вместе с этими двумя людьми, косясь на них и держа наготове винтовку, сказал сержант, – разрешите доложить? Привел задержанных. Задержал и привел под конвоем, потому что не объясняют себя, а также по их виду. Разоружать не стали, потому что отказались, а мы не хотели без необходимости открывать в лесу огонь.

– Заместитель начальника оперативного отдела штаба армии полковник Баранов, – отрывисто, бросив руку к пилотке и вытянувшись перед Серпилиным и стоявшим рядом с ним Шмаковым, сердито, с ноткой обиды сказал человек с автоматом.

– Извиняемся, – услышав это и, в свою очередь, прикладывая руку к пилотке, сказал приведший задержанных сержант.

– А чего вы извиняетесь? – повернулся к нему Серпилин. – Правильно сделали, что задержали, и правильно, что привели ко мне. Так действуйте и в дальнейшем. Можете идти. Попрошу ваши документы, – отпустив сержанта, повернулся он к задержанному, не называя его по званию.

Губы у того дрогнули, и он растерянно улыбнулся. Синцову показалось, что этот человек, наверное, был знаком с Серпилиным, но только сейчас узнал его и поражен встречей.

Так оно и было. Человек, назвавший себя полковником Барановым и действительно носивший эту фамилию и звание и состоявший в той должности, которую он назвал, когда его подвели к Серпилину, был так далек от мысли, что перед ним здесь, в лесу, в военной форме, окруженный другими командирами, может оказаться именно Серпилин, что в первую минуту лишь отметил про себя, что высокий комбриг с немецким автоматом на плече очень напоминает ему кого-то.

– Серпилин! – воскликнул он, разведя руками, и трудно было понять, то ли это жест крайнего изумления, то ли он хочет обнять Серпилина.

– Да, я комбриг Серпилин, – неожиданно сухим, жестяным голосом сказал Серпилин, – командир вверенной мне дивизии, а вот кто вы, пока не вижу. Ваши документы!

– Серпилин, я Баранов, ты что, с ума сошел?

– В третий раз прошу вас предъявить документы, – сказал Серпилин все тем же жестяным голосом.

– У меня нет документов, – после долгой паузы сказал Баранов.

– Как так нет документов?

– Так вышло, я случайно потерял... Оставил в той гимнастерке, когда менял вот на эту... красноармейскую. – Баранов задвигал пальцами по своей засаленной, не по росту тесной гимнастерке.

– Оставили документы в той гимнастерке? А полковничьи знаки различия у вас тоже на той гимнастерке?

– Да, – вздохнул Баранов.

– А почему же я должен вам верить, что вы заместитель начальника оперативного отдела армии полковник Баранов?

– Но ты же меня знаешь, мы же с тобой вместе в академии служили! – уже совсем потерянно пробормотал Баранов.

– Предположим, что так, – нисколько не смягчаясь, все с той же непривычной для Синцова жестяной жесткостью сказал Серпилин, – но если бы вы встретили не меня, кто бы мог подтвердить вашу личность, звание и должность?

– Вот он, – показал Баранов на стоявшего рядом с ним красноармейца в кожаной куртке. – Это мой водитель.

– А у вас есть документы, товарищ боец? – не глядя на Баранова, повернулся Серпилин к красноармейцу.

– Есть... – красноармеец на секунду запнулся, не сразу решив, как обратиться к Серпилину, – есть, товарищ генерал! – Он распахнул кожанку, вынул из кармана гимнастерки обернутую в тряпицу красноармейскую книжку и протянул ее.

– Так, – вслух прочел Серпилин. – «Красноармеец Золотарев Петр Ильич, воинская часть 2214». Ясно. – И он отдал красноармейцу книжку. – Скажите, товарищ Золотарев, вы можете подтвердить личность, звание и должность этого человека, вместе с которым вас задержали? – И он, по-прежнему не поворачиваясь к Баранову, показал на него пальцем.

– Так точно, товарищ генерал, это действительно полковник Баранов, я его водитель.

– Значит, вы удостоверяете, что это ваш командир?

– Так точно, товарищ генерал.

– Брось издеваться, Серпилин! – нервно крикнул Баранов.

Но Серпилин даже и глазом не повел в его сторону.

– Хорошо, что хоть вы можете удостоверить личность вашего командира, а то, не ровен час, могли бы и расстрелять его. Документов нет, знаков различия нет, гимнастерка с чужого плеча, сапоги и бриджи комсоставские... – Голос Серпилина с каждой фразой становился все жестче и жестче. – При каких обстоятельствах оказались здесь? – спросил он после паузы.

– Сейчас я тебе все расскажу... – начал было Баранов.

Но Серпилин, на этот раз полуобернувшись, прервал его:

– Пока я не вас спрашиваю. Говорите... – снова повернулся он к красноармейцу.

Красноармеец, сначала запинаясь, а потом все уверенней, стремясь ничего не забыть, начал рассказывать, как они три дня назад, приехав из армии, заночевали в штабе дивизии, как утром полковник ушел в штаб, а кругом сразу началась бомбежка, как вскоре один приехавший из тыла шофер сказал, что там высадился немецкий десант, и он, услышав это, на всякий случай вывел машину. А еще через час прибежал полковник, похвалил его, что машина стоит уже наготове, вскочил в нее и приказал скорей гнать назад, в Чаусы. Когда они выехали на шоссе, впереди была уже сильная стрельба и дым, они свернули на проселок, поехали по нему, но опять услышали стрельбу и увидели на перекрестке немецкие танки. Тогда они свернули на глухую лесную дорогу, с нее съехали прямо в лес, и полковник приказал остановить машину.

Рассказывая все это, красноармеец иногда искоса взглядывал на своего полковника, как бы ища у того подтверждения, а тот стоял молча, низко опустив голову. Для него начиналось самое тяжкое, и он понимал это.

– Приказал остановить машину, – повторил последние слова красноармейца Серпилин, – и что дальше?

– Потом товарищ полковник приказал мне вынуть из-под сиденья мою старую гимнастерку и пилотку, я как раз недавно получил новое обмундирование, а старую гимнастерку и пилотку при себе оставил – на всякий случай, если под машиной лежать. Товарищ полковник снял свою гимнастерку и фуражку и надел мою пилотку и гимнастерку, сказал, что придется теперь пешком выходить из окружения, и велел мне облить машину бензином и поджечь. Но только я, – шофер запнулся, – но только я, товарищ генерал, не знал, что товарищ полковник забыл там документы, в своей гимнастерке, я бы, конечно, напомнил, если б знал, а то так все вместе с машиной и зажег.

Он чувствовал себя виноватым.

– Вы слышите? – Серпилин повернулся к Баранову. – Ваш боец сожалеет, что не напомнил вам о ваших документах. – В голосе его прозвучала насмешка. – Интересно, что произошло бы, если б он вам о них напомнил? – Он снова повернулся к шоферу: – Что было дальше?

– Благодарю вас, товарищ Золотарев, – сказал Серпилин. – Занеси его в списки, Синцов. Догоняйте колонну и становитесь в строй. Довольствие получите на привале.

Шофер было двинулся, потом остановился и вопросительно посмотрел на своего полковника, но тот по-прежнему стоял, опустив глаза в землю.

– Идите! – повелительно сказал Серпилин. – Вы свободны.

Шофер ушел. Наступила тяжелая тишина.

– Зачем вам понадобилось при мне спрашивать его? Могли бы спросить меня, не компрометируя перед красноармейцем.

– А я спросил его потому, что больше доверяю рассказу бойца с красноармейской книжкой, чем рассказу переодетого полковника без знаков различия и документов, – сказал Серпилин. – Теперь мне, по крайней мере, ясна картина. Приехали в дивизию проследить за выполнением приказов командующего армией. Так или не так?

– Так, – упрямо глядя в землю, сказал Баранов.

– А вместо этого удрали при первой опасности! Все бросили и удрали. Так или не так?

– Не совсем.

– Не совсем? А как?

Но Баранов молчал. Как ни сильно чувствовал он себя оскорбленным, возражать было нечего.

– Скомпрометировал я его перед красноармейцем! Ты слышишь, Шмаков? – повернулся Серпилин к Шмакову. – Смеху подобно! Он струсил, снял с себя при красноармейце командирскую гимнастерку, бросил документы, а я его, оказывается, скомпрометировал. Не я вас скомпрометировал перед красноармейцем, а вы своим позорным поведением скомпрометировали перед красноармейцем командный состав армии. Если мне не изменяет память, вы были членом партии. Что, партийный билет тоже сожгли?

– Все сгорело, – развел руками Баранов.

– Вы говорите, что случайно забыли в гимнастерке все документы? – тихо спросил впервые вступивший в этот разговор Шмаков.

– Случайно.

– А по-моему, вы лжете. По-моему, если бы ваш водитель напомнил вам о них, вы бы все равно избавились от них при первом удобном случае.

– Для чего? – спросил Баранов.

– Это уж вам виднее.

– Но я же с оружием шел.

– Если вы документы сожгли, когда настоящей опасности и близко не было, то оружие бросили бы перед первым немцем.

– Он оружие себе оставил потому, что в лесу волков боялся, – сказал Серпилин.

– Я против немцев оставил оружие, против немцев! – нервно выкрикнул Баранов.

– Не верю, – сказал Серпилин. – У вас, у штабного командира, целая дивизия под руками была, так вы из нее удрали! Как же вам одному с немцами воевать?

– Федор Федорович, о чем долго говорить? Я не мальчик, все понимаю, – вдруг тихо сказал Баранов.

Но именно это внезапное смирение, словно человек, только что считавший нужным оправдываться изо всех сил, вдруг решил, что ему полезней заговорить по-другому, вызвало у Серпилина острый прилив недоверия.

– Что вы понимаете?

– Свою вину. Я смою ее кровью. Дайте мне роту, наконец, взвод, я же все-таки не к немцам шел, а к своим, в это можете поверить?

– Не знаю, – сказал Серпилин. – По-моему, ни к кому вы не шли. Просто шли в зависимости от обстоятельств, как обернется...

– Я проклинаю тот час, когда сжег документы... – снова начал Баранов, но Серпилин перебил его:

– Что сейчас жалеете – верю. Жалеете, что поторопились, потому что к своим попали, а если бы вышло иначе – не знаю, жалели бы. Как, комиссар, – обратился он к Шмакову, – дадим этому бывшему полковнику под команду роту?

– Нет, – сказал Шмаков.

– По-моему, тоже. После всего, что вышло, я скорей доверю вашему водителю командовать вами, чем вам им! – сказал Серпилин и впервые на полтона мягче всего сказанного до этого обратился к Баранову: – Пойдите и станьте в строй с этим вашим новеньким автоматом и попробуйте, как вы говорите, смыть свою вину кровью... немцев, – после паузы добавил он. – А понадобится – и своей. Данной нам здесь с комиссаром властью вы разжалованы в рядовые до тех пор, пока не выйдем к своим. А там вы объясните свои поступки, а мы – свое самоуправство.

– Все? Больше вам нечего мне сказать? – подняв на Серпилина злые глаза, спросил Баранов.

Что-то дрогнуло в лице Серпилина при этих словах; он даже на секунду закрыл глаза, чтобы спрятать их выражение.

– Скажите спасибо, что за трусость не расстреляли, – вместо Серпилина отрезал Шмаков.

– Синцов, – сказал Серпилин, открывая глаза, – занесите в списки части бойца Баранова. Пойдите с ним, – он кивнул в сторону Баранова, – к лейтенанту Хорышеву и скажите ему, что боец Баранов поступает в его распоряжение.

– Твоя власть, Федор Федорович, все выполню, но не жди, что я тебе это забуду.

Серпилин заложил за спину руки, хрустнул ими в запястьях и промолчал.

– Пойдемте со мной, – сказал Баранову Синцов, и они стали догонять ушедшую вперед колонну.

Шмаков пристально посмотрел на Серпилина. Сам взволнованный происшедшим, он чувствовал, что Серпилин потрясен еще больше. Видимо, комбриг тяжело переживал позорное поведение старого сослуживца, о котором, наверно, раньше был совсем другого, высокого мнения.

– Федор Федорович!

– Что? – словно спросонок, даже вздрогнув, отозвался Серпилин: он погрузился в свои мысли и забыл, что Шмаков идет рядом с ним, плечо в плечо.

– Чего расстроился? Долго вместе служили? Хорошо его знали?

Серпилин посмотрел на Шмакова рассеянным взглядом и ответил с непохожей на себя, удивившей комиссара уклончивостью:

– А мало ли кто кого знал! Давайте лучше до привала шагу прибавим!

Шмаков, не любивший навязываться, замолчал, и они оба, прибавив шагу, до самого привала шли рядом, не говоря ни слова, каждый занятый своими мыслями.

Шмаков не угадал. Хотя Баранов действительно служил с Серпилиным в академии, Серпилин не только был о нем не высокого мнения, а, наоборот, был самого дурного. Он считал Баранова не лишенным способностей карьеристом, интересовавшимся не пользой армии, а лишь собственным продвижением по службе. Преподавая в академии, Баранов готов был сегодня поддерживать одну доктрину, а завтра другую, называть белое черным и черное белым. Ловко применяясь к тому, что, как ему казалось, могло понравиться «наверху», он не брезговал поддерживать даже прямые заблуждения, основанные на незнании фактов, которые сам он прекрасно знал.

Его коньком были доклады и сообщения об армиях предполагаемых противников; выискивая действительные и мнимые слабости, он угодливо замалчивал все сильные и опасные стороны будущего врага. Серпилин, несмотря на всю тогдашнюю сложность разговоров на такие темы, дважды обругал за это Баранова с глазу на глаз, а в третий раз публично.

Ему потом пришлось вспомнить об этом при совершенно неожиданных обстоятельствах; и один бог знает, какого труда стоило ему сейчас, во время разговора с Барановым, не выразить всего того, что вдруг всколыхнулось в его душе.

Он не знал, прав он или не прав, думая о Баранове то, что он о нем думал, но зато он твердо знал, что сейчас не время и не место для воспоминаний, хороших или плохих – безразлично!

Самым трудным в их разговоре было мгновение, когда Баранов вдруг вопросительно и зло глянул ему прямо в глаза. Но, кажется, он выдержал и этот взгляд, и Баранов ушел успокоенный, по крайней мере судя по его прощальной наглой фразе.

Что ж, пусть так! Он, Серпилин, не желает и не может иметь никаких личных счетов с находящимся у него в подчинении бойцом Барановым. Если тот будет храбро драться, Серпилин поблагодарит его перед строем; если тот честно сложит голову, Серпилин доложит об этом; если тот струсит и побежит, Серпилин прикажет расстрелять его, так же как приказал бы расстрелять всякого другого. Все правильно. Но как тяжело на душе!

Привал сделали около людского жилья, впервые за день попавшегося в лесу. На краю распаханной под огород пустоши стояла старая изба лесника. Тут же, неподалеку, был и колодец, обрадовавший истомленных жарой людей.

Синцов, отведя Баранова к Хорышеву, зашел в избу. Она состояла из двух комнат; дверь во вторую была закрыта; оттуда слышался протяжный, ноющий женский плач. Первая комната была оклеена по бревнам старыми газетами. В правом углу висела божница с бедными, без риз, иконами. На широкой лавке рядом с двумя командирами, зашедшими в избу раньше Синцова, неподвижно и безмолвно сидел строгий восьмидесятилетний старик, одетый во все чистое – белую рубаху и белые порты. Все лицо его было изрезано морщинами, глубокими, как трещины, а на худой шее на истертой медной цепочке висел нательный крест.

Маленькая юркая бабка, наверное, ровесница старика по годам, но казавшаяся гораздо моложе его из-за своих быстрых движений, встретила Синцова поклоном, сняла с завешенной рушником стенной полки еще один граненый стакан и поставила его перед Синцовым на стол, где уже стояли два стакана и бадейка. До прихода Синцова бабка угощала молоком зашедших в избу командиров.

Синцов спросил у нее, нельзя ли чего-нибудь собрать покушать для командира и комиссара дивизии, добавив, что хлеб у них есть свой.

– Чем же угостить теперь, молочком только. – Бабка сокрушенно развела руками. – Разве что печь разжечь, картошки сварить, коли время есть.

Синцов не знал, хватит ли времени, но сварить картошки на всякий случай попросил.

– Старая картошка осталась еще, прошлогодняя... – сказала бабка и стала хлопотать у печки.

Синцов выпил стакан молока; ему хотелось выпить еще, но, заглянув в бадейку, в которой осталось меньше половины, он постеснялся. Оба командира, которым тоже, наверное, хотелось выпить еще по стакану, простились и вышли. Синцов остался с бабкой и стариком. Посуетившись у печки и подложив под дрова лучину, бабка пошла в соседнюю комнату и через минуту вернулась со спичками. Оба раза, когда она открывала и закрывала дверь, громкий ноющий плач всплесками вырывался оттуда.

– Что это у вас, кто плачет? – спросил Синцов.

– Дунька голосит, внучка моя. У ней парня убило. Он сухорукой, его на войну не взяли. Погнали из Нелидова колхозное стадо, он со стадом пошел, и, как шоссе переходили, по ним бомбы сбросили и убили. Второй день воет, – вздохнула бабка.

Она разожгла лучину, поставила на огонь чугунок с уже заранее, наверное для себя, помытой картошкой, потом села рядом со своим стариком на лавке и, облокотясь на стол, пригорюнилась.

– Все у нас на войне. Сыны на войне, внуки на войне. А скоро ли немец сюда придет, а?

– Не знаю.

– А то приходили из Нелидова, говорили, что немец уже в Чаусах был.

– Не знаю. – Синцов и в самом деле не знал, что ответить.

– Должно, скоро, – сказала бабка. – Стада уже пять ден, как гонют, зря бы не стали. И мы вот, – показала она сухонькой рукой на бадейку, – последнее молочко пьем. Тоже корову отдали. Пусть гонют, даст бог, когда и обратно пригонют. Соседка говорила, в Нелидове народу мало осталось, все уходют...

Она говорила все это, а старик сидел и молчал; за все время, что Синцов был в избе, он так и не сказал ни одного слова. Он был очень стар и, казалось, хотел умереть теперь же, не дожидаясь, когда вслед за этими людьми в красноармейской форме в его избу зайдут немцы. И такая грусть охватывала при взгляде на него, такая тоска слышалась в ноющем женском рыдании за стеной, что Синцов не выдержал и вышел, сказав, что сейчас вернется.

Едва спустившись с крыльца, он увидел подходившего к избе Серпилина.

– Товарищ комбриг... – начал он.

Но, опередив его, к Серпилину подбежала давешняя маленькая врачиха и, волнуясь, сказала, что полковник Зайчиков просил сейчас же подойти к нему.

– Потом зайду, если успею, – махнул рукой Серпилин в ответ на просьбу Синцова зайти отдохнуть в избе и свинцовыми шагами пошел за маленькой врачихой.

Зайчиков лежал на носилках в тени, под густыми кустами орешника. Его только что напоили водой; наверное, он глотал ее с трудом: воротник гимнастерки и плечи были у него мокрые.

– Я здесь, Николай Петрович. – Серпилин сел на землю рядом с Зайчиковым.

Зайчиков открыл глаза так медленно, словно даже это движение требовало от него неимоверного усилия.

– Слушай, Федя, – шепотом сказал он, впервые так обращаясь к Серпилину, – застрели меня. Нет сил мучиться, окажи услугу.

– Если бы я только сам мучился, а то всех обременяю. – Зайчиков с трудом выдыхал каждое слово.

– Не могу, – повторил Серпилин.

– Дай пистолет, сам застрелюсь.

Серпилин молчал.

– Ответственности боишься?

– Нельзя тебе стреляться, – собрался наконец с духом Серпилин, – не имеешь права. На людей подействует. Если б мы с тобой вдвоем шли...

Он не договорил фразы, но умирающий Зайчиков не только понял, но и поверил, что, будь они вдвоем, Серпилин не отказал бы ему в праве застрелиться.

– Ах, как я мучаюсь, – он закрыл глаза, – как мучаюсь, Серпилин, если бы ты знал, сил моих нет! Усыпи меня, прикажи врачу, чтобы усыпила, я ее просил – не дает, говорит, нету. Ты проверь, может, врет?

Теперь он снова лежал неподвижно, закрыв глаза и сжав губы. Серпилин встал и, отойдя в сторону, подозвал к себе врачиху.

– Безнадежно? – спросил он тихо.

Она только всплеснула своими маленькими ручками.

– Что вы спрашиваете? Я уже три раза думала, что совсем умирает. Несколько часов осталось жить, самое долгое.

– Есть у вас что-нибудь усыпить его? – тихо, но решительно спросил Серпилин.

Врачиха испуганно посмотрела на него большими детскими глазами.

– Это нельзя!

– Я знаю, что нельзя, ответственность моя. Есть или нет?

– Нет, – сказала врачиха, и ему показалось, что она не солгала.

– Нет сил смотреть, как человек мучается.

– А у меня, думаете, есть силы? – ответила она и, неожиданно для Серпилина, заплакала, размазывая слезы по лицу.

Серпилин отвернулся от нее, подошел к Зайчикову и сел рядом, вглядываясь в его лицо.

Лицо это перед смертью осунулось и от худобы помолодело. Серпилин вдруг вспомнил, что Зайчиков на целых шесть лет моложе его и к концу гражданской был еще молодым комвзвода, когда он, Серпилин, уже командовал полком. И от этого далекого воспоминания горечь старшего, у которого умирает на руках младший, охватила душу одного, уже немолодого, человека над телом другого.

«Ах, Зайчиков, Зайчиков, – подумал Серпилин, – не хватал звезд с неба, когда был у меня на стажировке, служил по-разному – и лучше и хуже других, потом воевал на финской, наверное храбро: два ордена даром не дадут, да и под Могилевом не струсил, не растерялся, командовал, пока стоял на ногах, а теперь вот лежишь и умираешь здесь, в лесу, и не знаешь и никогда не узнаешь, когда и где кончится эта война... на которой ты с самого начала хлебнул такого горя...»

Нет, он не был в забытьи, он лежал и думал почти о том же, о чем думал Серпилин.

– Все б ничего, – закрыл глаза Зайчиков, – только больно очень. Иди, у тебя дела! – совсем уже тихо, через силу, проговорил он и снова закусил от боли губу...

В восемь часов вечера отряд Серпилина подошел к юго-восточной части леса. Дальше, судя по карте, шло еще два километра мелколесья, а за ним пролегала шоссейная дорога, которую никак нельзя было миновать. За дорогой была деревня, полоса пахотных земель, и лишь потом вновь начинались леса. Не доходя до мелколесья, Серпилин расположил людей на отдых, в предвидении боя и ночного перехода сразу вслед за боем. Людям надо было подкрепиться и поспать. Многие уже давно еле волочили ноги, но шли из последних сил, зная, что если они до вечера не выйдут к шоссе и ночью не пересекут его, то все их прежние усилия бессмысленны – им придется ждать следующей ночи.

Обойдя расположение отряда, проверив дозоры и отправив к шоссе разведку, Серпилин в ожидании ее возвращения решил отдохнуть. Но это не сразу удалось ему. Едва он облюбовал себе место на травке под тенистым деревом, как Шмаков подсел к нему и, вытащив из кармана галифе, сунул ему в руку пожухлую, наверное уже несколько дней провалявшуюся в лесу, немецкую листовку.

– На, полюбопытствуй. Бойцы нашли, принесли. Должно быть, с самолетов сбрасывают.

Серпилин протер слипавшиеся от бессонницы глаза и добросовестно прочел листовку, всю, от начала до конца. В ней сообщалось, что сталинские армии разгромлены, что в плен взято шесть миллионов человек, что германские войска взяли Смоленск и подходят к Москве. За этим следовал вывод: дальнейшее сопротивление бесполезно, а за выводом два обещания: «сохранить жизнь для каждого, кто добровольно сдастся в плен, в том числе для командного и политического состава» и «кормить пленных три раза в день и содержать их в условиях, общепринятых в цивилизованном мире». На обратной стороне листовки была оттиснута размашистая схема; из названий городов на ней были только Минск, Смоленск и Москва, но по общим масштабам северная стрела наступавших германских армий заезжала далеко за Вологду, а южная попадала концом куда-то между Пензой и Тамбовом. Средняя стрела, впрочем, чуть-чуть не доставала до Москвы – занять Москву составители листовки все же пока не решились.

Рабочая программа

Врача. Гуманистический пафос рассказа. Константин Дмитриевич Бальмонт. «Осень» ... Роль пейзажа в рассказе. Михаил Михайлович Зощенко. Слово о писателе. Для... Твардовский. «Рассказ танкиста». Константин Михайлович Симонов . «Майор привез маль чишку...

  • Абазин василий Захарович, 1908, Желез­ногорский р-н, с. Разветье, рядовой, 02. 1943, пропал б/вести

    Документ

    Обл., Железногорский р-н, с. Волково АВДЕЕВ Константин Михайлович , 1922, Железногорский р-н, с. Троицкое, ... Литва, г. Паневежис. СИМОНОВ Александр Григорьевич, рядовой, 17 ... 11.1943, пропал б/вести. СИМОНОВ Константин Селифанович, 1898, Золотухинский р-н, ...

  • Списки военнообязанных, призванных яорвк в 1941-1945 гг

    Документ

    Иннокентий Климентович Бойков Константин Михайлович Бражников Иван Михайлович Белобородов Трофим Федорович... В.А. Сибиркин Ф.Н. Сбродов Д.И. Струтинский И.Н. Симонов Н.И. Сурков А.Н. Султанов К.Г. Симонов Н.И. Саввинов А.И. Сосна И.И. Суханов Г.А. ...

    • А дети есть или нет? - прервал его мысли Шмаков.
    Синцов, все время, весь этот месяц, при каждом воспоминании упорно убеждавший себя, что все в порядке, что дочь уже давно в Москве, коротко объяснил, что произошло с его семьей. На самом деле чем насильственней убеждал он себя, что все хорошо, тем слабее верил в это.
    Шмаков посмотрел на его лицо и понял, что лучше было не задавать этого вопроса.
    - Ладно, спите, - привал короткий, и первого сна доглядеть не успеете!
    «Какой уж теперь сон!» - сердито подумал Синцов, но, с минуту посидев с открытыми глазами, клюнул носом в колени, вздрогнул, снова открыл глаза, хотел что-то сказать Шмакову и вместо этого, уронив голову на грудь, заснул мертвым сном.
    Шмаков с завистью посмотрел на него и, сняв очки, стал тереть глаза большим и указательным пальцами: глаза болели от бессонницы, казалось, дневной свет колет их даже через зажмуренные веки, а сон не шел и не шел.
    За последние трое суток Шмаков увидел столько мертвых ровесников своего убитого сына, что отцовская скорбь, силою воли загнанная в самые недра души, вышла из этих недр наружу и разрослась в чувство, которое относилось уже не только к сыну, а и к тем другим, погибшим на его глазах, и даже к тем, чьей гибели он не видел, а только знал о ней. Это чувство все росло и росло и наконец стало таким большим, что из скорби превратилось в гнев. И этот гнев душил сейчас Шмакова. Он сидел и думал о фашистах, которые повсюду, на всех дорогах войны, насмерть вытаптывали сейчас тысячи и тысячи таких же ровесников Октября, как его сын, - одного за другим, жизнь за жизнью. Сейчас он ненавидел этих немцев так, как когда-то ненавидел белых. Большей меры ненависти он не знал, и, наверное, ее и не было в природе.
    Еще вчера ему нужно было усилие над собой, чтобы отдать приказ расстрелять немецкого летчика. Но сегодня, после душераздирающих сцен переправы, когда фашисты, как мясники, рубили из автоматов воду вокруг голов тонущих, израненных, но все еще не добитых людей, в его душе перевернулось что-то, до этой последней минуты все еще не желавшее окончательно переворачиваться, и он дал себе необдуманную клятву впредь не щадить этих убийц нигде, ни при каких обстоятельствах, ни на войне, ни после войны - никогда!
    Должно быть, сейчас, когда он думал об этом, на его обычно спокойном лице доброго от природы, немолодого интеллигентного человека появилось выражение настолько необычное, что он вдруг услышал голос Серпилина:
    - Сергей Николаевич! Что с тобой? Случилось что?
    Серпилин лежал на траве и, широко открыв глаза, смотрел на него.
    - Ровно ничего. - Шмаков надел очки, и лицо его приняло обычное выражение.
    - А если ничего, тогда скажи, который час: не пора ли? А то лень зря конечностями шевелить, - усмехнулся Серпилин.
    Шмаков посмотрел на часы и сказал, что до конца привала осталось семь минут.
    - Тогда еще сплю. - Серпилин закрыл глаза.
    После часового отдыха, который Серпилин, несмотря на усталость людей, не позволил затянуть ни на минуту, двинулись дальше, постепенно сворачивая на юго-восток.
    До вечернего привала к отряду присоединилось еще три десятка бродивших по лесу людей. Из их дивизии больше никого не попалось. Все тридцать человек, встреченные после первого привала, были из соседней дивизии, стоявшей южней по левому берегу Днепра. Все это были люди из разных полков, батальонов и тыловых частей, и хотя среди них оказались три лейтенанта и один старший политрук, никто не имел представления ни где штаб дивизии, ни даже в каком направлении он отходил. Однако по отрывочным и часто противоречивым рассказам все-таки можно было представить общую картину катастрофы.
    Судя по названию мест, из которых шли окруженцы, к моменту немецкого прорыва дивизия была растянута в цепочку почти на тридцать километров по фронту. Вдобавок она не успела или не сумела как следует укрепиться. Немцы бомбили ее двадцать часов подряд, а потом, выбросив в тылы дивизии несколько десантов и нарушив управление и связь, одновременно под прикрытием авиации сразу в трех местах начали переправу через Днепр. Части дивизии были смяты, местами побежали, местами ожесточенно дрались, но это уже не могло изменить общего хода дела.
    Люди из этой дивизии шли небольшими группами, по двое и по трое. Одни были с оружием, другие без оружия. Серпилин, поговорив с ними, всех поставил в строй, перемешав с собственными бойцами. Невооруженных он поставил в строй без оружия, сказав, что придется самим добыть его в бою, оно для них не запасено.
    Серпилин разговаривал с людьми круто, но не обидно. Только старшему политруку, оправдывавшемуся тем, что он шел хотя и без оружия, но в полном обмундировании и с партбилетом в кармане, Серпилин желчно возразил, что коммунисту на фронте надо хранить оружие наравне с партбилетом.
    - Мы не на Голгофу идем, товарищ дорогой, - сказал Серпилин, - а воюем. Если вам легче, чтобы фашисты вас к стенке поставили, чем своей рукой комиссарские звезды срывать, - это значит, что у вас совесть есть. Но нам одного этого мало. Мы не встать к стенке хотим, а фашистов к стенке поставить. А без оружия этого не совершишь. Так-то вот! Идите в строй, и ожидаю, что вы будете первым, кто приобретет себе оружие в бою.
    Когда смущенный старший политрук отошел на несколько шагов, Серпилин окликнул его и, отцепив одну из двух висевших у пояса гранат-лимонок, протянул на ладони.
    - Для начала возьмите!
    Синцов, в качестве адъютанта записывавший в блокнот фамилии, звания и номера частей, молча радовался тому запасу терпения и спокойствия, с которым Серпилин говорил с людьми.
    Нельзя проникнуть в душу человека, но Синцову за эти дни не раз казалось, что сам Серпилин не испытывает страха смерти. Наверное, это было не так, но выглядело так.
    В то же время Серпилин не делал виду, что не понимает, как это люди боятся, как это они могли побежать, растеряться, бросить оружие. Наоборот, он давал почувствовать им, что понимает это, но в то же время настойчиво вселял в них мысль, что испытанный ими страх и пережитое поражение - все это в прошлом. Что так было, но так больше не будет, что они потеряли оружие, но могут приобрести его вновь. Наверное, поэтому люди не отходили от Серпилина подавленными, даже когда он говорил с ними круто. Он справедливо не снимал с них вины, но и не переваливал всю вину только на их плечи. Люди чувствовали это и хотели доказать, что он прав.
    Перед вечерним привалом произошла еще одна встреча, непохожая на все другие. Из двигавшегося по самой чащобе леса бокового дозора пришел сержант, приведя с собой двух вооруженных людей. Один из них был низкорослый красноармеец, в потертой кожаной куртке поверх гимнастерки и с винтовкой на плече. Другой - высокий, красивый человек лет сорока, с орлиным носом и видневшейся из-под пилотки благородной сединой, придававшей значительность его моложавому, чистому, без морщин лицу; на нем были хорошие галифе и хромовые сапоги, на плече висел новенький ППШ, с круглым диском, но пилотка на голове была грязная, засаленная, и такой же грязной и засаленной была нескладно сидевшая на нем красноармейская гимнастерка, не сходившаяся на шее и короткая в рукавах.
    - Товарищ комбриг, - подходя к Серпилину вместе с этими двумя людьми, косясь на них и держа наготове винтовку, сказал сержант, - разрешите доложить? Привел задержанных. Задержал и привел под конвоем, потому что не объясняют себя, а также по их виду. Разоружать не стали, потому что отказались, а мы не хотели без необходимости открывать в лесу огонь.
    - Заместитель начальника оперативного отдела штаба армии полковник Баранов, - отрывисто, бросив руку к пилотке и вытянувшись перед Серпилиным и стоявшим рядом с ним Шмаковым, сердито, с ноткой обиды сказал человек с автоматом.
    - Извиняемся, - услышав это и, в свою очередь, прикладывая руку к пилотке, сказал приведший задержанных сержант.
    - А чего вы извиняетесь? - повернулся к нему Серпилин. - Правильно сделали, что задержали, и правильно, что привели ко мне. Так действуйте и в дальнейшем. Можете идти. Попрошу ваши документы, - отпустив сержанта, повернулся он к задержанному, не называя его по званию.
    Губы у того дрогнули, и он растерянно улыбнулся. Синцову показалось, что этот человек, наверное, был знаком с Серпилиным, но только сейчас узнал его и поражен встречей.
    Так оно и было. Человек, назвавший себя полковником Барановым и действительно носивший эту фамилию и звание и состоявший в той должности, которую он назвал, когда его подвели к Серпилину, был так далек от мысли, что перед ним здесь, в лесу, в военной форме, окруженный другими командирами, может оказаться именно Серпилин, что в первую минуту лишь отметил про себя, что высокий комбриг с немецким автоматом на плече очень напоминает ему кого-то.
    - Серпилин! - воскликнул он, разведя руками, и трудно было понять, то ли это жест крайнего изумления, то ли он хочет обнять Серпилина.
    - Да, я комбриг Серпилин, - неожиданно сухим, жестяным голосом сказал Серпилин, - командир вверенной мне дивизии, а вот кто вы, пока не вижу. Ваши документы!
    - Серпилин, я Баранов, ты что, с ума сошел?
    - В третий раз прошу вас предъявить документы, - сказал Серпилин все тем же жестяным голосом.
    - У меня нет документов, - после долгой паузы сказал Баранов.
    - Как так нет документов?
    - Так вышло, я случайно потерял… Оставил в той гимнастерке, когда менял вот на эту… красноармейскую. - Баранов задвигал пальцами по своей засаленной, не по росту, тесной гимнастерке.
    - Оставили документы в той гимнастерке? А полковничьи знаки различия у вас тоже на той гимнастерке?
    - Да, - вздохнул Баранов.
    - А почему же я должен вам верить, что вы заместитель начальника оперативного отдела армии полковник Баранов?
    - Но ты же меня знаешь, мы же с тобой вместе в академии служили! - уже совсем потерянно пробормотал Баранов.
    - Предположим, что так, - нисколько не смягчаясь, все с той же непривычной для Синцова жестяной жесткостью сказал Серпилин, - но если бы вы встретили не меня, кто бы мог подтвердить вашу личность, звание и должность?
    - Вот он, - показал Баранов на стоявшего рядом с ним красноармейца в кожаной куртке. - Это мой водитель.
    - А у вас есть документы, товарищ боец? - не глядя на Баранова, повернулся Серпилин к красноармейцу.
    - Есть… - красноармеец на секунду запнулся, не сразу решив, как обратиться к Серпилину, - есть, товарищ генерал! - Он распахнул кожанку, вынул из кармана гимнастерки обернутую в тряпицу красноармейскую книжку и протянул ее.
    - Так, - вслух прочел Серпилин. - «Красноармеец Золотарев Петр Ильич, воинская часть 2214». Ясно. - И он отдал красноармейцу книжку. - Скажите, товарищ Золотарев, вы можете подтвердить личность, звание и должность этого человека, вместе с которым вас задержали? - И он, по-прежнему не поворачиваясь к Баранову, показал на него пальцем.
    - Так точно, товарищ генерал, это действительно полковник Баранов, я его водитель.
    - Значит, вы удостоверяете, что это ваш командир?
    - Так точно, товарищ генерал.
    - Брось издеваться, Серпилин! - нервно крикнул Баранов.
    Но Серпилин даже и глазом не повел в его сторону.
    - Хорошо, что хоть вы можете удостоверить личность вашего командира, а то, не ровен час, могли бы и расстрелять его. Документов нет, знаков различия нет, гимнастерка с чужого плеча, сапоги и бриджи комсоставские… - Голос Серпилина с каждой фразой становился все жестче и жестче. - При каких обстоятельствах оказались здесь? - спросил он после паузы.
    - Сейчас я тебе все расскажу… - начал было Баранов.
    Но Серпилин, на этот раз полуобернувшись, прервал его:
    - Пока я не вас спрашиваю. Говорите… - снова повернулся он к красноармейцу.
    Красноармеец, сначала запинаясь, а потом все уверенней, стремясь ничего не забыть, начал рассказывать, как они три дня назад, приехав из армии, заночевали в штабе дивизии, как утром полковник ушел в штаб, а кругом сразу началась бомбежка, как вскоре один приехавший из тыла шофер сказал, что там высадился немецкий десант, и он, услышав это, на всякий случай вывел машину. А еще через час прибежал полковник, похвалил его, что машина стоит уже наготове, вскочил в нее и приказал скорей гнать назад, в Чаусы. Когда они выехали на шоссе, впереди была уже сильная стрельба и дым, они свернули на проселок, поехали по нему, но опять услышали стрельбу и увидели на перекрестке немецкие танки. Тогда они свернули на глухую лесную дорогу, с нее съехали прямо в лес, и полковник приказал остановить машину.
    Рассказывая все это, красноармеец иногда искоса взглядывал на своего полковника, как бы ища у того подтверждения, а тот стоял молча, низко опустив голову. Для него начиналось самое тяжкое, и он понимал это.
    - Приказал остановить машину, - повторил последние слова красноармейца Серпилин, - и что дальше?
    - Потом товарищ полковник приказал мне вынуть из-под сиденья мою старую гимнастерку и пилотку, я как раз недавно получил новое обмундирование, а старую гимнастерку и пилотку при себе оставил - на всякий случай, если под машиной лежать. Товарищ полковник снял свою гимнастерку и фуражку и надел мою пилотку и гимнастерку, сказал, что придется теперь пешком выходить из окружения, и велел мне облить машину бензином и поджечь. Но только я, - шофер запнулся, - но только я, товарищ генерал, не знал, что товарищ полковник забыл там документы, в своей гимнастерке, я бы, конечно, напомнил, если б знал, а то так все вместе с машиной и зажег.
    Он чувствовал себя виноватым.
    - Вы слышите? - Серпилин повернулся к Баранову. - Ваш боец сожалеет, что не напомнил вам о ваших документах. - В голосе его прозвучала насмешка. - Интересно, что произошло бы, если б он вам о них напомнил? - Он снова повернулся к шоферу: - Что было дальше?
    - Дальше шли два дня, прячась. Пока вас не встретили…
    - Благодарю вас, товарищ Золотарев, - сказал Серпилин. - Занеси его в списки, Синцов. Догоняйте колонну и становитесь в строй. Довольствие получите на привале.
    Шофер было двинулся, потом остановился и вопросительно посмотрел на своего полковника, но тот по-прежнему стоял, опустив глаза в землю.
    - Идите! - повелительно сказал Серпилин. - Вы свободны.
    Шофер ушел. Наступила тяжелая тишина.
    - Зачем вам понадобилось при мне спрашивать его? Могли бы спросить меня, не компрометируя перед красноармейцем.
    - А я спросил его потому, что больше доверяю рассказу бойца с красноармейской книжкой, чем рассказу переодетого полковника без знаков различия и документов, - сказал Серпилин. - Теперь мне, по крайней мере, ясна картина. Приехали в дивизию проследить за выполнением приказов командующего армией. Так или не так?
    - Так, - упрямо глядя в землю, сказал Баранов.
    - А вместо этого удрали при первой опасности! Все бросили и удрали. Так или не так?
    - Не совсем.
    - Не совсем? А как?
    Но Баранов молчал. Как ни сильно чувствовал он себя оскорбленным, возражать было нечего.
    - Скомпрометировал я его перед красноармейцем! Ты слышишь, Шмаков? - повернулся Серпилин к Шмакову. - Смеху подобно! Он струсил, снял с себя при красноармейце командирскую гимнастерку, бросил документы, а я его, оказывается, скомпрометировал. Не я вас скомпрометировал перед красноармейцем, а вы своим позорным поведением скомпрометировали перед красноармейцем командный состав армии. Если мне не изменяет память, вы были членом партии. Что, партийный билет тоже сожгли?
    - Все сгорело, - развел руками Баранов.
    - Вы говорите, что случайно забыли в гимнастерке все документы? - тихо спросил впервые вступивший в этот разговор Шмаков.
    - Случайно.
    - А по-моему, вы лжете. По-моему, если бы ваш водитель напомнил вам о них, вы бы все равно избавились от них при первом удобном случае.
    - Для чего? - спросил Баранов.
    - Это уж вам виднее.
    - Но я же с оружием шел.
    - Если вы документы сожгли, когда настоящей опасности и близко не было, то оружие бросили бы перед первым немцем.
    - Он оружие себе оставил потому, что в лесу волков боялся, - сказал Серпилин.
    - Я против немцев оставил оружие, против немцев! - нервно выкрикнул Баранов.
    - Не верю, - сказал Серпилин. - У вас, у штабного командира, целая дивизия под руками была, так вы из нее удрали! Как же вам одному с немцами воевать?
    - Федор Федорович, о чем долго говорить? Я не мальчик, все понимаю, - вдруг тихо сказал Баранов.
    Но именно это внезапное смирение, словно человек, только что считавший нужным оправдываться изо всех сил, вдруг решил, что ему полезней заговорить по-другому, вызвало у Серпилина острый прилив недоверия.
    - Что вы понимаете?
    - Свою вину. Я смою ее кровью. Дайте мне роту, наконец, взвод, я же все-таки не к немцам шел, а к своим, в это можете поверить?
    - Не знаю, - сказал Серпилин. - По-моему, ни к кому вы не шли. Просто шли в зависимости от обстоятельств, как обернется…
    - Я проклинаю тот час, когда сжег документы… - снова начал Баранов, но Серпилин перебил его:
    - Что сейчас жалеете - верю. Жалеете, что поторопились, потому что к своим попали, а если бы вышло иначе - не знаю, жалели бы. Как, комиссар, - обратился он к Шмакову, - дадим этому бывшему полковнику под команду роту?
    - Нет, - сказал Шмаков.
    - Взвод?
    - Нет.
    - По-моему, тоже. После всего, что вышло, я скорей доверю вашему водителю командовать вами, чем вам им! - сказал Серпилин и впервые на полтона мягче всего сказанного до этого обратился к Баранову: - Пойдите и станьте в строй с этим вашим новеньким автоматом и попробуйте, как вы говорите, смыть свою вину кровью… немцев, - после паузы добавил он. - А понадобится - и своей. Данной нам здесь с комиссаром властью вы разжалованы в рядовые до тех пор, пока не выйдем к своим. А там вы объясните свои поступки, а мы - свое самоуправство.
    - Все? Больше вам нечего мне сказать? - подняв на Серпилина злые глаза, спросил Баранов.
    Что-то дрогнуло в лице Серпилина при этих словах; он даже на секунду закрыл глаза, чтобы спрятать их выражение.
    - Скажите спасибо, что за трусость не расстреляли, - вместо Серпилина отрезал Шмаков.
    - Синцов, - сказал Серпилин, открывая глаза, - занесите в списки части бойца Баранова. Пойдите с ним, - он кивнул в сторону Баранова, - к лейтенанту Хорышеву и скажите ему, что боец Баранов поступает в его распоряжение.
    - Твоя власть, Федор Федорович, все выполню, но не жди, что я тебе это забуду.
    Серпилин заложил за спину руки, хрустнул ими в запястьях и промолчал.
    - Пойдемте со мной, - сказал Баранову Синцов, и они стали догонять ушедшую вперед колонну.
    Шмаков пристально посмотрел на Серпилина. Сам взволнованный происшедшим, он чувствовал, что Серпилин потрясен еще больше. Видимо, комбриг тяжело переживал позорное поведение старого сослуживца, о котором, наверно, раньше был совсем другого, высокого мнения.
    - Федор Федорович!
    - Что? - словно спросонок, даже вздрогнув, отозвался Серпилин: он погрузился в свои мысли и забыл, что Шмаков идет рядом с ним, плечо в плечо.
    - Чего расстроился? Долго вместе служили? Хорошо его знали?
    Серпилин посмотрел на Шмакова рассеянным взглядом и ответил с непохожей на себя, удивившей комиссара уклончивостью:
    - А мало ли кто кого знал! Давайте лучше до привала шагу прибавим!
    Шмаков, не любивший навязываться, замолчал, и они оба, прибавив шагу, до самого привала шли рядом, не говоря ни слова, каждый занятый своими мыслями.
    Шмаков не угадал. Хотя Баранов действительно служил с Серпилиным в академии, Серпилин не только был о нем не высокого мнения, а, наоборот, был самого дурного. Он считал Баранова не лишенным способностей карьеристом, интересовавшимся не пользой армии, а лишь собственным продвижением по службе. Преподавая в академии, Баранов готов был сегодня поддерживать одну доктрину, а завтра другую, называть белое черным и черное белым. Ловко применяясь к тому, что, как ему казалось, могло понравиться «наверху», он не брезговал поддерживать даже прямые заблуждения, основанные на незнании фактов, которые сам он прекрасно знал.
    Его коньком были доклады и сообщения об армиях предполагаемых противников; выискивая действительные и мнимые слабости, он угодливо замалчивал все сильные и опасные стороны будущего врага. Серпилин, несмотря на всю тогдашнюю сложность разговоров на такие темы, дважды обругал за это Баранова с глазу на глаз, а в третий раз публично.
    Ему потом пришлось вспомнить об этом при совершенно неожиданных обстоятельствах; и один бог знает, какого труда стоило ему сейчас, во время разговора с Барановым, не выразить всего того, что вдруг всколыхнулось в его душе.
    Он не знал, прав он или не прав, думая о Баранове то, что он о нем думал, но зато он твердо знал, что сейчас не время и не место для воспоминаний, хороших или плохих - безразлично!
    Самым трудным в их разговоре было мгновение, когда Баранов вдруг вопросительно и зло глянул ему прямо в глаза. Но, кажется, он выдержал и этот взгляд, и Баранов ушел успокоенный, по крайней мере судя по его прощальной наглой фразе.
    Что ж, пусть так! Он, Серпилин, не желает и не может иметь никаких личных счетов с находящимся у него в подчинении бойцом Барановым. Если тот будет храбро драться, Серпилин поблагодарит его перед строем; если тот честно сложит голову, Серпилин доложит об этом; если тот струсит и побежит, Серпилин прикажет расстрелять его, так же как приказал бы расстрелять всякого другого. Все правильно. Но как тяжело на душе!
    Привал сделали около людского жилья, впервые за день попавшегося в лесу. На краю распаханной под огород пустоши стояла старая изба лесника. Тут же, неподалеку, был и колодец, обрадовавший истомленных жарой людей.
    Синцов, отведя Баранова к Хорышеву, зашел в избу. Она состояла из двух комнат; дверь во вторую была закрыта; оттуда слышался протяжный, ноющий женский плач. Первая комната была оклеена по бревнам старыми газетами. В правом углу висела божница с бедными, без риз, иконами. На широкой лавке рядом с двумя командирами, зашедшими в избу раньше Синцова, неподвижно и безмолвно сидел строгий восьмидесятилетний старик, одетый во все чистое - белую рубаху и белые порты. Все лицо его было изрезано морщинами, глубокими, как трещины, а на худой шее на истертой медной цепочке висел нательный крест.
    Маленькая юркая бабка, наверное, ровесница старика по годам, но казавшаяся гораздо моложе его из-за своих быстрых движений, встретила Синцова поклоном, сняла с завешенной рушником стенной полки еще один граненый стакан и поставила его перед Синцовым на стол, где уже стояли два стакана и бадейка. До прихода Синцова бабка угощала молоком зашедших в избу командиров.
    Синцов спросил у нее, нельзя ли чего-нибудь собрать покушать для командира и комиссара дивизии, добавив, что хлеб у них есть свой.
    - Чем же угостить теперь, молочком только. - Бабка сокрушенно развела руками. - Разве что печь разжечь, картошки сварить, коли время есть.
    Синцов не знал, хватит ли времени, но сварить картошки на всякий случай попросил.
    - Старая картошка осталась еще, прошлогодняя… - сказала бабка и стала хлопотать у печки.
    Синцов выпил стакан молока; ему хотелось выпить еще, но, заглянув в бадейку, в которой осталось меньше половины, он постеснялся. Оба командира, которым тоже, наверное, хотелось выпить еще по стакану, простились и вышли. Синцов остался с бабкой и стариком. Посуетившись у печки и подложив под дрова лучину, бабка пошла в соседнюю комнату и через минуту вернулась со спичками. Оба раза, когда она открывала и закрывала дверь, громкий ноющий плач всплесками вырывался оттуда.
    - Что это у вас, кто плачет? - спросил Синцов.
    - Дунька голосит, внучка моя. У ней парня убило. Он сухорукой, его на войну не взяли. Погнали из Нелидова колхозное стадо, он со стадом пошел, и, как шоссе переходили, по ним бомбы сбросили и убили. Второй день воет, - вздохнула бабка.
    Она разожгла лучину, поставила на огонь чугунок с уже заранее, наверное для себя, помытой картошкой, потом села рядом со своим стариком на лавке и, облокотясь на стол, пригорюнилась.
    - Все у нас на войне. Сыны на войне, внуки на войне. А скоро ли немец сюда придет, а?
    - Не знаю.
    - А то приходили из Нелидова, говорили, что немец уже в Чаусах был.
    - Не знаю. - Синцов и в самом деле не знал, что ответить.
    - Должно, скоро, - сказала бабка. - Стада уже пять ден, как гонют, зря бы не стали. И мы вот, - показала она сухонькой рукой на бадейку, - последнее молочко пьем. Тоже корову отдали. Пусть гонют, даст бог, когда и обратно пригонют. Соседка говорила, в Нелидове народу мало осталось, все уходют…
    Она говорила все это, а старик сидел и молчал; за все время, что Синцов был в избе, он так и не сказал ни одного слова. Он был очень стар и, казалось, хотел умереть теперь же, не дожидаясь, когда вслед за этими людьми в красноармейской форме в его избу зайдут немцы. И такая грусть охватывала при взгляде на него, такая тоска слышалась в ноющем женском рыдании за стеной, что Синцов не выдержал и вышел, сказав, что сейчас вернется.

    вЩМП УПМОЕЮОПЕ ХФТП. рПМФПТБУФБ ЮЕМПЧЕЛ, ПУФБЧЫЙИУС ПФ УЕТРЙМЙОУЛПЗП РПМЛБ, ЫМЙ ЗХУФЩНЙ МЕУБНЙ ДОЕРТПЧУЛПЗП МЕЧПВЕТЕЦШС, УРЕЫБ РПУЛПТЕК ХДБМЙФШУС ПФ НЕУФБ РЕТЕРТБЧЩ. уТЕДЙ ЬФЙИ УФБ РСФЙДЕУСФЙ ЮЕМПЧЕЛ ЛБЦДЩК ФТЕФЙК ВЩМ МЕЗЛП ТБОЕО. рСФЕТЩИ ФСЦЕМПТБОЕОЩИ, ЛПФПТЩИ ЮХДПН ХДБМПУШ РЕТЕФБЭЙФШ ОБ МЕЧЩК ВЕТЕЗ, НЕОССУШ, ОЕУМЙ ОБ ОПУЙМЛБИ ДЧБДГБФШ УБНЩИ ЪДПТПЧЩИ ВПКГПЧ, ЧЩДЕМЕООЩИ ДМС ЬФПЗП уЕТРЙМЙОЩН.

    оЕУМЙ Й ХНЙТБАЭЕЗП ъБКЮЙЛПЧБ. пО ФП ФЕТСМ УПЪОБОЙЕ, ФП, ПЮОХЧЫЙУШ, УНПФТЕМ ОБ УЙОЕЕ ОЕВП, ОБ ЛБЮБЧЫЙЕУС ОБД ЗПМПЧПК ЧЕТИХЫЛЙ УПУЕО Й ВЕТЕЪ. нЩУМЙ РХФБМЙУШ, Й ЕНХ ЛБЪБМПУШ, ЮФП ЧУЕ ЛБЮБЕФУС: УРЙОЩ ОЕУХЭЙИ ЕЗП ВПКГПЧ, ДЕТЕЧШС, ОЕВП. пО У ХУЙМЙЕН РТЙУМХЫЙЧБМУС Л ФЙЫЙОЕ; ЕНХ ФП ЮХДЙМЙУШ Ч ОЕК ЪЧХЛЙ ВПС, ФП ЧДТХЗ, РТЙДС Ч УЕВС, ПО ОЙЮЕЗП ОЕ УМЩЫБМ, Й ФПЗДБ ЕНХ ЛБЪБМПУШ, ЮФП ПО ПЗМПИ, - ОБ УБНПН ЦЕ ДЕМЕ ЬФП РТПУФП ВЩМБ ОБУФПСЭБС ФЙЫЙОБ.

    ч МЕУХ ВЩМП ФЙИП, ФПМШЛП РПУЛТЙРЩЧБМЙ ПФ ЧЕФТБ ДЕТЕЧШС, ДБ УМЩЫБМЙУШ ЫБЗЙ ХУФБМЩИ МАДЕК, ДБ ЙОПЗДБ РПЪЧСЛЙЧБМЙ ЛПФЕМЛЙ. фЙЫЙОБ ЛБЪБМБУШ УФТБООПК ОЕ ФПМШЛП ХНЙТБАЭЕНХ ъБКЮЙЛПЧХ, ОП Й ЧУЕН ПУФБМШОЩН. пОЙ ФБЛ ПФЧЩЛМЙ ПФ ОЕЕ, ЮФП ПОБ ЛБЪБМБУШ ЙН ПРБУОПК. оБРПНЙОБС П ЛТПНЕЫОПН БДЕ РЕТЕРТБЧЩ, ОБД ЛПМПООПК ЕЭЕ ЛХТЙМУС РБТПЛ ПФ ПВУЩИБЧЫЕЗП ОБ ИПДХ ПВНХОДЙТПЧБОЙС.

    чЩУМБЧ ЧРЕТЕД Й РП УФПТПОБН ДПЪПТЩ Й ПУФБЧЙЧ ыНБЛПЧБ ДЧЙЗБФШУС У ФЩМПЧЩН ПИТБОЕОЙЕН, уЕТРЙМЙО УБН ЫЕМ Ч ЗПМПЧЕ ЛПМПООЩ. пО У ФТХДПН РЕТЕДЧЙЗБМ ОПЗЙ, ОП ЫЕДЫЙН ЧУМЕД ЪБ ОЙН ЛБЪБМПУШ, ЮФП ПО ЫБЗБЕФ МЕЗЛП Й ВЩУФТП, ХЧЕТЕООПК РПИПДЛПК ЮЕМПЧЕЛБ, ЪОБАЭЕЗП, ЛХДБ ПО ЙДЕФ, Й ЗПФПЧПЗП ЙДФЙ ЧПФ ФБЛ НОПЗП ДОЕК РПДТСД. ьФБ РПИПДЛБ ОЕМЕЗЛП ДБЧБМБУШ уЕТРЙМЙОХ: ПО ВЩМ ОЕНПМПД, РПФТЕРБО ЦЙЪОША Й УЙМШОП ХФПНМЕО РПУМЕДОЙНЙ ДОСНЙ ВПЕЧ, ОП ПО ЪОБМ, ЮФП ПФОЩОЕ, Ч ПЛТХЦЕОЙЙ, ОЕФ ОЙЮЕЗП ОЕЧБЦОПЗП Й ОЕЪБНЕФОПЗП. чБЦОП Й ЪБНЕФОП ЧУЕ, ЧБЦОБ Й ЪБНЕФОБ Й ЬФБ РПИПДЛБ, ЛПФПТПК ПО ЙДЕФ Ч ЗПМПЧЕ ЛПМПООЩ.

    хДЙЧМССУШ ФПНХ, ЛБЛ МЕЗЛП Й ВЩУФТП ЙДЕФ ЛПНВТЙЗ, уЙОГПЧ ЫЕМ УМЕДПН ЪБ ОЙН, РЕТЕЧЕЫЙЧБС БЧФПНБФ У МЕЧПЗП РМЕЮБ ОБ РТБЧПЕ Й ПВТБФОП: Х ОЕЗП ВПМЕМЙ ПФ ХУФБМПУФЙ УРЙОБ, ЫЕС, РМЕЮЙ, ВПМЕМП ЧУЕ, ЮФП НПЗМП ВПМЕФШ.

    уПМОЕЮОЩК ЙАМШУЛЙК МЕУ ВЩМ ЮХДП ЛБЛ ИПТПЫ! ч ОЕН РБИМП УНПМПК Й ОБЗТЕФЩН НИПН. уПМОГЕ, РТПВЙЧБСУШ ЮЕТЕЪ РПЛБЮЙЧБАЭЙЕУС ЧЕФЛЙ ДЕТЕЧШЕЧ, ЫЕЧЕМЙМПУШ ОБ ЪЕНМЕ ФЕРМЩНЙ ЦЕМФЩНЙ РСФОБНЙ. уТЕДЙ РТПЫМПЗПДОЕК ИЧПЙ ЪЕМЕОЕМЙ ЛХУФЙЛЙ ЪЕНМСОЙЛЙ У ЧЕУЕМЩНЙ ЛТБУОЩНЙ ЛБРЕМШЛБНЙ СЗПД. вПКГЩ ФП Й ДЕМП ОБ ИПДХ ОБЗЙВБМЙУШ ЪБ ОЙНЙ. рТЙ ЧУЕК УЧПЕК ХУФБМПУФЙ уЙОГПЧ ЫЕМ Й ОЕ ХУФБЧБМ ЪБНЕЮБФШ ЛТБУПФХ МЕУБ.

    "цЙЧЩ, - ДХНБМ ПО, - ЧУЕ-ФБЛЙ ЦЙЧЩ!" уЕТРЙМЙО ФТЙ ЮБУБ ОБЪБД РТЙЛБЪБМ ЕНХ УПУФБЧЙФШ РПЙНЕООЩК УРЙУПЛ ЧУЕИ, ЛФП РЕТЕРТБЧЙМУС. пО УПУФБЧЙМ УРЙУПЛ Й ЪОБМ, ЮФП Ч ЦЙЧЩИ ПУФБМПУШ УФП УПТПЛ ЧПУЕНШ ЮЕМПЧЕЛ. йЪ ЛБЦДЩИ ЮЕФЩТЕИ, РПЫЕДЫЙИ ОПЮША ОБ РТПТЩЧ, ФТПЕ РПЗЙВМЙ Ч ВПА ЙМЙ ХФПОХМЙ, Б ПУФБМУС Ч ЦЙЧЩИ ФПМШЛП ПДЙО - ЮЕФЧЕТФЩК, Й УБН ПО ФПЦЕ ВЩМ ФБЛЙН - ЮЕФЧЕТФЩН.

    йДФЙ Й ЙДФЙ ВЩ ФБЛ ЧПФ ЬФЙН МЕУПН Й Л ЧЕЮЕТХ, ХЦЕ ОЕ ЧУФТЕЮБСУШ У ОЕНГБНЙ, ЧЩКФЙ РТСНП Л УЧПЙН - ЧПФ ВЩМП ВЩ УЮБУФШЕ! б РПЮЕНХ ВЩ Й ОЕ ФБЛ? оЕ ЧУАДХ ЦЕ ОЕНГЩ, Ч ЛПОГЕ ЛПОГПЧ, ДБ Й ОБЫЙ, ЧПЪНПЦОП, ПФУФХРЙМЙ ОЕ ФБЛ ХЦ ДБМЕЛП!

    ФПЧБТЙЭ ЛПНВТЙЗ, ЛБЛ ЧЩ ДХНБЕФЕ, НПЦЕФ ВЩФШ, ДПКДЕН УЕЗПДОС ДП ОБЫЙИ?

    ЛПЗДБ ДПКДЕН, ОЕ ЪОБА, - РПМХПВЕТОХМУС ОБ ИПДХ уЕТРЙМЙО, - ЪОБА, ЮФП ЛПЗДБ-ОЙВХДШ ДПКДЕН. рПЛБ УРБУЙВП Й ОБ ЬФПН!

    пО ОБЮБМ УЕТШЕЪОП, Б ЛПОЮЙМ У ХЗТАНПК ЙТПОЙЕК. нЩУМЙ ЕЗП ВЩМЙ РТСНП РТПФЙЧПРПМПЦОЩ НЩУМСН уЙОГПЧБ. уХДС РП ЛБТФЕ, УРМПЫОЩН МЕУПН, НЙОХС ДПТПЗЙ, НПЦОП ВЩМП ЙДФЙ УБНПЕ ВПМШЫЕЕ ЕЭЕ ДЧБДГБФШ ЛЙМПНЕФТПЧ, Й ПО ТБУУЮЙФЩЧБМ РТПКФЙ ЙИ ДП ЧЕЮЕТБ. дЧЙЗБСУШ ДБМШЫЕ ОБ ЧПУФПЛ, ОХЦОП ВЩМП ОЕ ФБН, ФБЛ ФХФ РЕТЕУЕЮШ ЫПУУЕ, Б ЪОБЮЙФ, ЧУФТЕФЙФШУС У ОЕНГБНЙ. пРСФШ ХЗМХВЙФШУС ВЕЪ ЧУФТЕЮЙ У ОЙНЙ Ч ЪЕМЕОЕЧЫЙЕ ОБ ЛБТФЕ РП ФХ УФПТПОХ ЫПУУЕ МЕУОЩЕ НБУУЙЧЩ ВЩМП ВЩ УМЙЫЛПН ХДЙЧЙФЕМШОПК ХДБЮЕК. уЕТРЙМЙО ОЕ ЧЕТЙМ Ч ОЕЕ, Б ЬФП ЪОБЮЙМП, ЮФП ОПЮША РТЙ ЧЩИПДЕ ОБ ЫПУУЕ РТЙДЕФУС УОПЧБ ЧЕУФЙ ВПК. й ПО ЫЕМ Й ДХНБМ ПВ ЬФПН ВХДХЭЕН ВПЕ УТЕДЙ ФЙЫЙОЩ Й ЪЕМЕОЙ МЕУБ, РТЙЧЕДЫЙИ уЙОГПЧБ Ч ФБЛПЕ ВМБЦЕООПЕ Й ДПЧЕТЮЙЧПЕ УПУФПСОЙЕ.

    ЗДЕ ЛПНВТЙЗ? фПЧБТЙЭ ЛПНВТЙЗ! - ХЧЙДЕЧ уЕТРЙМЙОБ, ЧЕУЕМП РТПЛТЙЮБМ РПДВЕЦБЧЫЙК Л ОЕНХ ЛТБУОПБТНЕЕГ ЙЪ ЗПМПЧОПЗП ДПЪПТБ. - нЕОС МЕКФЕОБОФ иПТЩЫЕЧ РТЙУМБМ! оБЫЙИ ЧУФТЕФЙМЙ, ЙЪ рСФШУПФ ДЧБДГБФШ УЕДШНПЗП!

    УНПФТЙ-ЛБ! - ТБДПУФОП ПФПЪЧБМУС уЕТРЙМЙО. - зДЕ ЦЕ ПОЙ?

    Б ЧПО, ЧПО! - ЛТБУОПБТНЕЕГ ФЛОХМ РБМШГЕН ЧРЕТЕД, ФХДБ, ЗДЕ Ч ЪБТПУМСИ РПЛБЪБМЙУШ ЖЙЗХТЩ ЫЕДЫЙИ ОБЧУФТЕЮХ ЧПЕООЩИ.

    ъБВЩЧ ПВ ХУФБМПУФЙ, уЕТРЙМЙО РТЙВБЧЙМ ЫБЗХ.

    мАДЙ ЙЪ 527-ЗП РПМЛБ ЫМЙ ЧП ЗМБЧЕ У ДЧХНС ЛПНБОДЙТБНЙ - ЛБРЙФБОПН Й НМБДЫЙН МЕКФЕОБОФПН. чУЕ ПОЙ ВЩМЙ Ч ПВНХОДЙТПЧБОЙЙ Й У ПТХЦЙЕН. дЧПЕ ОЕУМЙ ДБЦЕ ТХЮОЩЕ РХМЕНЕФЩ.

    ЪДТБЧУФЧХКФЕ, ФПЧБТЙЭ ЛПНВТЙЗ! - ПУФБОБЧМЙЧБСУШ, НПМПДГЕЧБФП УЛБЪБМ ЛХТЮБЧЩК ЛБРЙФБО Ч УДЧЙОХФПК ОБВПЛ РЙМПФЛЕ.

    уЕТРЙМЙО ЧУРПНОЙМ, ЮФП ЧЙДЕМ ЕЗП ЛБЛ-ФП Ч ЫФБВЕ ДЙЧЙЪЙЙ, - ЕУМЙ ОЕ ЙЪНЕОСМБ РБНСФШ, ЬФП ВЩМ ХРПМОПНПЮЕООЩК пУПВПЗП ПФДЕМБ.

    ЪДТБЧУФЧХК, ДПТПЗПК! - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - у РТЙВЩФЙЕН Ч ДЙЧЙЪЙА, ФЕВС ЪБ ЧУЕИ! - й ПО, ПВОСЧ, ЛТЕРЛП РПГЕМПЧБМ ЕЗП.

    ЧПФ СЧЙМЙУШ, ФПЧБТЙЭ ЛПНВТЙЗ, - УЛБЪБМ ЛБРЙФБО, ТБУФТПЗБООЩК ЬФПК ОЕ РПМПЦЕООПК РП ХУФБЧХ МБУЛПК. - зПЧПТСФ, ЛПНБОДЙТ ДЙЧЙЪЙЙ У ЧБНЙ ЪДЕУШ.

    ЪДЕУШ, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО, - ЧЩОЕУМЙ ЛПНБОДЙТБ ДЙЧЙЪЙЙ, ФПМШЛП... - пО, ОЕ ДПЗПЧПТЙЧ, РЕТЕВЙМ УЕВС: - уЕКЮБУ РПКДЕН Л ОЕНХ.

    лПМПООБ ПУФБОПЧЙМБУШ, ЧУЕ ТБДПУФОП УНПФТЕМЙ ОБ ЧОПЧШ РТЙВЩЧЫЙИ. йИ ВЩМП ОЕ НОПЗП, ОП ЧУЕН ЛБЪБМПУШ, ЮФП ЬФП МЙЫШ ОБЮБМП.

    РТПДПМЦБКФЕ ДЧЙЦЕОЙЕ, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО уЙОГПЧХ. - дП РПМПЦЕООПЗП РТЙЧБМБ, - ПО РПУНПФТЕМ ОБ УЧПЙ ВПМШЫЙЕ ТХЮОЩЕ ЮБУЩ, - ЕЭЕ ДЧБДГБФШ НЙОХФ.

    лПМПООБ ОЕИПФС ДЧЙОХМБУШ ДБМШЫЕ, Б уЕТРЙМЙО, ЦЕУФПН РТЙЗМБУЙЧ ЙДФЙ ЪБ УПВПК ОЕ ФПМШЛП ЛБРЙФБОБ Й НМБДЫЕЗП МЕКФЕОБОФБ, ОП Й ЧУЕИ ВЩЧЫЙИ У ОЙНЙ ЛТБУОПБТНЕКГЕЧ, НЕДМЕООП ЪБЫБЗБМ ОБЧУФТЕЮХ ЛПМПООЕ, - ТБОЕОЩИ ОЕУМЙ Ч УЕТЕДЙОЕ ЕЕ.

    ПРХУФЙФЕ, - ФЙИП УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО ВПКГБН, ОЕУЫЙН ъБКЮЙЛПЧБ.

    вПКГЩ ПРХУФЙМЙ ОПУЙМЛЙ ОБ ЪЕНМА. ъБКЮЙЛПЧ МЕЦБМ ОЕРПДЧЙЦОП, ЪБЛТЩЧ ЗМБЪБ. тБДПУФОПЕ ЧЩТБЦЕОЙЕ ЙУЮЕЪМП У МЙГБ ЛБРЙФБОБ. иПТЩЫЕЧ УТБЪХ РТЙ ЧУФТЕЮЕ УЛБЪБМ ЕНХ, ЮФП ЛПНБОДЙТ ДЙЧЙЪЙЙ ТБОЕО, ОП ЧЙД ъБКЮЙЛПЧБ РПТБЪЙМ ЕЗП. мЙГП ЛПНБОДЙТБ ДЙЧЙЪЙЙ, ЛПФПТПЕ ПО РПНОЙМ ФПМУФЩН Й ЪБЗПТЕМЩН, УЕКЮБУ ВЩМП ИХДЩН Й НЕТФЧЕООП-ВМЕДОЩН. оПУ ЪБПУФТЙМУС, ЛБЛ Х РПЛПКОЙЛБ, Б ОБ ВЕУЛТПЧОПК ОЙЦОЕК ЗХВЕ ЧЙДОЕМЙУШ ЮЕТОЩЕ ПФРЕЮБФЛЙ ЪХВПЧ. рПЧЕТИ ЫЙОЕМЙ МЕЦБМБ ВЕМБС, УМБВБС, ОЕЦЙЧБС ТХЛБ. лПНДЙЧ ХНЙТБМ, Й ЛБРЙФБО РПОСМ ЬФП УТБЪХ, ЛБЛ ФПМШЛП ЕЗП ХЧЙДЕМ.

    ОЙЛПМБК рЕФТПЧЙЮ, Б оЙЛПМБК рЕФТПЧЙЮ, - У ФТХДПН УПЗОХЧ ОПАЭЙЕ ПФ ХУФБМПУФЙ ОПЗЙ Й УФБЧ ОБ ПДОП ЛПМЕОП ТСДПН У ОПУЙМЛБНЙ, ФЙИП РПЪЧБМ уЕТРЙМЙО.

    ъБКЮЙЛПЧ УОБЮБМБ РПЫБТЙМ РП ЫЙОЕМЙ ТХЛПК, РПФПН ЪБЛХУЙМ ЗХВХ Й ФПМШЛП РПУМЕ ЬФПЗП ПФЛТЩМ ЗМБЪБ.

    ОБЫЙИ ЧУФТЕФЙМЙ, ЙЪ рСФШУПФ ДЧБДГБФШ УЕДШНПЗП!

    ФПЧБТЙЭ ЛПНБОДЙТ ДЙЧЙЪЙЙ, ХРПМОПНПЮЕООЩК пУПВПЗП ПФДЕМБ уЩФЙО СЧЙМУС Ч ЧБЫЕ ТБУРПТСЦЕОЙЕ! рТЙЧЕМ У УПВПА РПДТБЪДЕМЕОЙЕ Ч УПУФБЧЕ ДЕЧСФОБДГБФЙ ЮЕМПЧЕЛ.

    ъБКЮЙЛПЧ НПМЮБ РПУНПФТЕМ УОЙЪХ ЧЧЕТИ Й УДЕМБМ ЛПТПФЛПЕ, УМБВПЕ ДЧЙЦЕОЙЕ МЕЦБЧЫЙНЙ ОБ ЫЙОЕМЙ ВЕМЩНЙ РБМШГБНЙ.

    ПРХУФЙФЕУШ РПОЙЦЕ, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО ЛБРЙФБОХ. - ъПЧЕФ.

    фПЗДБ ХРПМОПНПЮЕООЩК, ФБЛ ЦЕ ЛБЛ Й уЕТРЙМЙО, ЧУФБМ ОБ ПДОП ЛПМЕОП, Й ъБКЮЙЛПЧ, ПРХУФЙЧ РТЙЛХЫЕООХА ЗХВХ, ЫЕРПФПН УЛБЪБМ ЕНХ ЮФП-ФП, ЮФП ФПФ ОЕ УТБЪХ ТБУУМЩЫБМ. рПОСЧ РП ЕЗП ЗМБЪБН, ЮФП ПО ОЕ ТБУУМЩЫБМ, ъБКЮЙЛПЧ У ХУЙМЙЕН ЕЭЕ ТБЪ РПЧФПТЙМ УЛБЪБООПЕ.

    ЛПНВТЙЗ уЕТРЙМЙО РТЙОСМ ДЙЧЙЪЙА, - РТПЫЕРФБМ ПО, - ТБРПТФХКФЕ ЕНХ.

    ТБЪТЕЫЙФЕ ДПМПЦЙФШ, - ФБЛ Й ОЕ ЧУФБЧБС У ЛПМЕОБ, ОП ПВТБЭБСУШ ФЕРЕТШ ХЦЕ ПДОПЧТЕНЕООП Й Л ъБКЮЙЛПЧХ Й Л уЕТРЙМЙОХ, УЛБЪБМ ХРПМОПНПЮЕООЩК, - ЧЩОЕУМЙ У УПВПК ЪОБНС ДЙЧЙЪЙЙ.

    пДОБ ЭЕЛБ ъБКЮЙЛПЧБ УМБВП ДТПЗОХМБ. пО ИПФЕМ ХМЩВОХФШУС, ОП ЕНХ ОЕ ХДБМПУШ.

    ЗДЕ ПОП? - ЫЕЧЕМШОХМ ПО ЗХВБНЙ. ыЕРПФБ ОЕ ВЩМП УМЩЫОП, ОП ЗМБЪБ РПРТПУЙМЙ: "рПЛБЦЙФЕ!" - Й ЧУЕ ЬФП РПОСМЙ.

    УФБТЫЙОБ лПЧБМШЮХЛ ЧЩОЕУ ОБ УЕВЕ, - УЛБЪБМ ХРПМОПНПЮЕООЩК. - лПЧБМШЮХЛ, ДПУФБОШФЕ ЪОБНС.

    оП лПЧБМШЮХЛ ХЦЕ Й ВЕЪ ФПЗП, ОЕ ДПЦЙДБСУШ, ТБУУФЕЗОХМ ТЕНЕОШ Й, ХТПОЙЧ ЕЗП ОБ ЪЕНМА Й ЪБДТБЧ ЗЙНОБУФЕТЛХ, ТБЪНБФЩЧБМ ПВНПФБООПЕ ЧПЛТХЗ ФЕМБ РПМПФОЙЭЕ ЪОБНЕОЙ. тБЪНПФБЧ, ПО РТЙИЧБФЙМ ЕЗП ЪБ ЛТБС Й ТБУФСОХМ ФБЛ, ЮФПВЩ ЛПНБОДЙТ ДЙЧЙЪЙЙ ЧЙДЕМ ЧУЕ ЪОБНС - ЙЪНСФПЕ, РТПРЙФБООПЕ УПМДБФУЛЙН РПФПН, ОП УРБУЕООПЕ, У ИПТПЫП ЪОБЛПНЩНЙ, ЧЩЫЙФЩНЙ ЪПМПФПН РП ЛТБУОПНХ ЫЕМЛХ УМПЧБНЙ: "176-С лТБУОПЪОБНЕООБС уФТЕМЛПЧБС ДЙЧЙЪЙС тБВПЮЕ-лТЕУФШСОУЛПК лТБУОПК бТНЙЙ".

    зМСДС ОБ ЪОБНС, ъБКЮЙЛПЧ ЪБРМБЛБМ. пО РМБЛБМ ФБЛ, ЛБЛ НПЦЕФ РМБЛБФШ ПВЕУУЙМЕООЩК Й ХНЙТБАЭЙК ЮЕМПЧЕЛ, - ФЙИП, ОЕ ДЧЙЗБС ОЙ ПДОЙН НХУЛХМПН МЙГБ; УМЕЪБ ЪБ УМЕЪПК НЕДМЕООП ЛБФЙМБУШ ЙЪ ПВПЙИ ЕЗП ЗМБЪ, Б ТПУМЩК лПЧБМШЮХЛ, ДЕТЦБЧЫЙК ЪОБНС Ч ЗТПНБДОЩИ, ЛТЕРЛЙИ ТХЛБИ Й ЗМСДЕЧЫЙК РПЧЕТИ ЬФПЗП ЪОБНЕОЙ Ч МЙГП МЕЦБЧЫЕНХ ОБ ЪЕНМЕ Й РМБЛБЧЫЕНХ ЛПНБОДЙТХ ДЙЧЙЪЙЙ, ФПЦЕ ЪБРМБЛБМ, ЛБЛ НПЦЕФ РМБЛБФШ ЪДПТПЧЩК, НПЗХЮЙК, РПФТСУЕООЩК УМХЮЙЧЫЙНУС НХЦЮЙОБ, - ЗПТМП ЕЗП УХДПТПЦОП УЦЙНБМПУШ ПФ РПДУФХРБЧЫЙИ УМЕЪ, Б РМЕЮЙ Й ВПМШЫЙЕ ТХЛЙ, ДЕТЦБЧЫЙЕ ЪОБНС, ИПДХОПН ИПДЙМЙ ПФ ТЩДБОЙК. ъБКЮЙЛПЧ ЪБЛТЩМ ЗМБЪБ, ФЕМП ЕЗП ДТПЗОХМП, Й уЕТРЙМЙО ЙУРХЗБООП УИЧБФЙМ ЕЗП ЪБ ТХЛХ.

    оЕФ, ПО ОЕ ХНЕТ, Ч ЪБРСУФШЕ РТПДПМЦБМ ВЙФШУС УМБВЩК РХМШУ, - ПО РТПУФП ХЦЕ Ч ЛПФПТЩК ТБЪ ЪБ ХФТП РПФЕТСМ УПЪОБОЙЕ.

    РПДОЙНЙФЕ ОПУЙМЛЙ Й ЙДЙФЕ, - ФЙИП УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО ВПКГБН, ЛПФПТЩЕ, РПЧЕТОХЧЫЙУШ Л ъБКЮЙЛПЧХ, НПМЮБ УНПФТЕМЙ ОБ ОЕЗП.

    вПКГЩ ЧЪСМЙУШ ЪБ ТХЮЛЙ ОПУЙМПЛ Й, РМБЧОП РПДОСЧ ЙИ, РПОЕУМЙ.

    ЪОБНС ЧПЪШНЙФЕ ПВТБФОП ОБ УЕВС, - ПВТБФЙМУС уЕТРЙМЙО Л лПЧБМШЮХЛХ, РТПДПМЦБЧЫЕНХ УФПСФШ УП ЪОБНЕОЕН Ч ТХЛБИ, - ТБЪ ЧЩОЕУМЙ, ОЕУЙФЕ Й ДБМШЫЕ.

    лПЧБМШЮХЛ ВЕТЕЦОП УМПЦЙМ ЪОБНС, ПВНПФБМ ЧПЛТХЗ ФЕМБ, ПРХУФЙМ ЗЙНОБУФЕТЛХ, РПДОСМ У ЪЕНМЙ ТЕНЕОШ Й РЕТЕРПСУБМУС.

    ФПЧБТЙЭ НМБДЫЙК МЕКФЕОБОФ, РТЙУФТБЙЧБКФЕУШ У ВПКГБНЙ Ч ИЧПУФ ЛПМПООЩ, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО МЕКФЕОБОФХ, ЛПФПТЩК ФПЦЕ ЪБ НЙОХФХ ДП ЬФПЗП РМБЛБМ, Б УЕКЮБУ УНХЭЕООП УФПСМ ТСДПН.

    лПЗДБ ИЧПУФ ЛПМПООЩ РТПЫЕМ НЙНП, уЕТРЙМЙО РТЙДЕТЦБМ ХРПМОПНПЮЕООПЗП ЪБ ТХЛХ Й, ПУФБЧЙЧ НЕЦДХ УПВПК Й РПУМЕДОЙНЙ ЫЕДЫЙНЙ Ч ЛПМПООЕ ВПКГБНЙ ЙОФЕТЧБМ Ч ДЕУСФШ ЫБЗПЧ, РПЫЕМ ТСДПН У ХРПМОПНПЮЕООЩН.

    ФЕРЕТШ ДПЛМБДЩЧБКФЕ, ЮФП ЪОБЕФЕ Й ЮФП ЧЙДЕМЙ.

    хРПМОПНПЮЕООЩК УФБМ ТБУУЛБЪЩЧБФШ П РПУМЕДОЕН ОПЮОПН ВПЕ. лПЗДБ ОБЮБМШОЙЛ ЫФБВБ ДЙЧЙЪЙЙ аЫЛЕЧЙЮ Й ЛПНБОДЙТ 527-ЗП РПМЛБ еТЫПЧ ТЕЫЙМЙ ОПЮША РТПТЩЧБФШУС ОБ ЧПУФПЛ, ВПК ВЩМ ФСЦЕМЩН; РТПТЩЧБМЙУШ ДЧХНС ЗТХРРБНЙ У ОБНЕТЕОЙЕН РПФПН УПЕДЙОЙФШУС, ОП ОЕ УПЕДЙОЙМЙУШ. аЫЛЕЧЙЮ РПЗЙВ ОБ ЗМБЪБИ ХРПМОПНПЮЕООПЗП, ОБРПТПЧЫЙУШ ОБ ОЕНЕГЛЙИ БЧФПНБФЮЙЛПЧ, Б ЦЙЧ МЙ еТЫПЧ, ЛПНБОДПЧБЧЫЙК ДТХЗПК ЗТХРРПК, Й ЛХДБ ПО ЧЩЫЕМ, ЕУМЙ ЦЙЧ, ХРПМОПНПЮЕООЩК ОЕ ЪОБМ. л ХФТХ ПО УБН РТПВЙМУС Й ЧЩЫЕМ Ч МЕУ У ДЧЕОБДГБФША ЮЕМПЧЕЛБНЙ, РПФПН ЧУФТЕФЙМ ЕЭЕ ЫЕУФЕТЩИ ЧП ЗМБЧЕ У НМБДЫЙН МЕКФЕОБОФПН. ьФП ВЩМП ЧУЕ, ЮФП ПО ЪОБМ.

    НПМПДЕГ, ХРПМОПНПЮЕООЩК, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - ъОБНС ДЙЧЙЪЙЙ ЧЩОЕУМЙ. лФП РПЪБВПФЙМУС, ФЩ?

    НПМПДЕГ, - РПЧФПТЙМ уЕТРЙМЙО. - лПНБОДЙТБ ДЙЧЙЪЙЙ РЕТЕД УНЕТФША РПТБДПЧБМ!

    ХНТЕФ? - УРТПУЙМ ХРПМОПНПЮЕООЩК.

    Б ФЩ ТБЪЧЕ ОЕ ЧЙДЙЫШ? - УРТПУЙМ, Ч УЧПА ПЮЕТЕДШ, уЕТРЙМЙО. - рПФПНХ Й РТЙОСМ ПФ ОЕЗП ЛПНБОДХ. рТЙВБЧШ ЫБЗХ, РПКДЕН ДПЗПОЙН ЗПМПЧХ ЛПМПООЩ. нПЦЕЫШ ЫБЗХ РТЙВБЧЙФШ ЙМЙ УЙМЕОПЛ ОЕФ?

    НПЗХ, - ХМЩВОХМУС ХРПМОПНПЮЕООЩК. - с НПМПДПК.

    ЛБЛПЗП ЗПДБ?

    У ЫЕУФОБДГБФПЗП.

    ДЧБДГБФШ РСФШ МЕФ, - РТЙУЧЙУФОХМ уЕТРЙМЙО. - вЩУФТП ЧБЫЕНХ ВТБФХ ЪЧБОЙС ПФЧБМЙЧБАФ!

    ч РПМДЕОШ, ЕДЧБ ЛПМПООБ ХУРЕМБ ТБУРПМПЦЙФШУС ОБ РЕТЧЩК ВПМШЫПК РТЙЧБМ, РТПЙЪПЫМБ ЕЭЕ ПДОБ ПВТБДПЧБЧЫБС уЕТРЙМЙОБ ЧУФТЕЮБ. чУЕ ФПФ ЦЕ ЫЕДЫЙК Ч ЗПМПЧОПН ДПЪПТЕ ЗМБЪБУФЩК иПТЩЫЕЧ ЪБНЕФЙМ ТБУРПМПЦЙЧЫХАУС Ч ЗХУФПН ЛХУФБТОЙЛЕ ЗТХРРХ МАДЕК. ыЕУФЕТП УРБМЙ ЧРПЧБМЛХ, Б ДЧПЕ - ВПЕГ У ОЕНЕГЛЙН БЧФПНБФПН Й ЦЕОЭЙОБ-ЧПЕОЧТБЮ, УЙДЕЧЫБС Ч ЛХУФБИ У ОБЗБОПН ОБ ЛПМЕОСИ, - УФПТПЦЙМЙ УРСЭЙИ, ОП УФПТПЦЙМЙ РМПИП. иПТЩЫЕЧ УПЪПТОЙЮБМ - ЧЩМЕЪ ЙЪ ЛХУФПЧ РТСНП РЕТЕД ОЙНЙ, ЛТЙЛОХМ: "тХЛЙ ЧЧЕТИ!" - Й ЮХФШ ОЕ РПМХЮЙМ ЪБ ЬФП ПЮЕТЕДШ ЙЪ БЧФПНБФБ. пЛБЪБМПУШ, ЮФП ЬФЙ МАДЙ ФПЦЕ ЙЪ ЙИ ДЙЧЙЪЙЙ, ЙЪ ФЩМПЧЩИ ЮБУФЕК. пДЙО ЙЪ УРБЧЫЙИ ВЩМ ФЕИОЙЛ-ЙОФЕОДБОФ, ОБЮБМШОЙЛ РТПДУЛМБДБ, ПО ЧЩЧЕМ ЧУА ЗТХРРХ, УПУФПСЧЫХА ЙЪ ОЕЗП, ЫЕУФЙ ЛМБДПЧЭЙЛПЧ Й ЕЪДПЧЩИ Й ЦЕОЭЙОЩ-ЧТБЮБ, УМХЮБКОП ЪБОПЮЕЧБЧЫЕК Ч УПУЕДОЕК ЙЪВЕ.

    лПЗДБ ЙИ ЧУЕИ РТЙЧЕМЙ Л уЕТРЙМЙОХ, ФЕИОЙЛ-ЙОФЕОДБОФ, ОЕНПМПДПК, МЩУЩК, ХЦЕ Ч ДОЙ ЧПКОЩ НПВЙМЙЪПЧБООЩК ЮЕМПЧЕЛ, ТБУУЛБЪБМ, ЛБЛ ЕЭЕ ФТЙ ОПЮЙ ОБЪБД Ч ДЕТЕЧОА, ЗДЕ ПОЙ УФПСМЙ, ЧПТЧБМЙУШ ОЕНЕГЛЙЕ ФБОЛЙ У ДЕУБОФПН ОБ ВТПОЕ. пО УП УЧПЙНЙ МАДШНЙ ЧЩВТБМУС ЪБДБНЙ ОБ ПЗПТПДЩ; ЧЙОФПЧЛЙ ВЩМЙ ОЕ Х ЧУЕИ, ОП УДБЧБФШУС ОЕНГБН ОЕ ИПФЕМПУШ. пО, УБН УЙВЙТСЛ, Ч РТПЫМПН ЛТБУОЩК РБТФЙЪБО, ЧЪСМУС ЧЩЧЕУФЙ МАДЕК МЕУБНЙ Л УЧПЙН.

    ЧПФ Й ЧЩЧЕМ, - УЛБЪБМ ПО, - РТБЧДБ, ОЕ ЧУЕИ - ПДЙООБДГБФШ ЮЕМПЧЕЛ РПФЕТСМ: ОБ ОЕНЕГЛЙК ДПЪПТ ОБТЧБМЙУШ. пДОБЛП ЮЕФЩТЕИ ОЕНГЕЧ ХВЙМЙ Й ПТХЦЙЕ ЧЪСМЙ. пОБ ПДОПЗП ОЕНГБ ЙЪ ОБЗБОБ УФТЕМШОХМБ, - ЛЙЧОХМ ФЕИОЙЛ-ЙОФЕОДБОФ ОБ ЧТБЮЙИХ.

    чТБЮЙИБ ВЩМБ НПМПДЕОШЛБС Й ФБЛБС ЛТПИПФОБС, ЮФП ЛБЪБМБУШ УПЧУЕН ДЕЧПЮЛПК. уЕТРЙМЙО Й УФПСЧЫЙК ТСДПН У ОЙН уЙОГПЧ, ДБ Й ЧУЕ, ЛФП ВЩМ ЛТХЗПН, УНПФТЕМЙ ОБ ОЕЕ У ХДЙЧМЕОЙЕН Й ОЕЦОПУФША. йИ ХДЙЧМЕОЙЕ Й ОЕЦОПУФШ ЕЭЕ ХУЙМЙМЙУШ, ЛПЗДБ ПОБ, ЦХС ЗПТВХЫЛХ ИМЕВБ, УФБМБ Ч ПФЧЕФ ОБ ТБУУРТПУЩ ТБУУЛБЪЩЧБФШ П УЕВЕ.

    пВП ЧУЕН РТПЙУЫЕДЫЕН У ОЕК ПОБ ЗПЧПТЙМБ ЛБЛ П ГЕРЙ ЧЕЭЕК, ЛБЦДХА ЙЪ ЛПФПТЩИ ЕК ВЩМП УПЧЕТЫЕООП ОЕПВИПДЙНП УДЕМБФШ. пОБ ТБУУЛБЪБМБ, ЛБЛ ПЛПОЮЙМБ ЪХВПЧТБЮЕВОЩК ЙОУФЙФХФ, Б РПФПН УФБМЙ ВТБФШ ЛПНУПНПМПЛ Ч БТНЙА, Й ПОБ, ЛПОЕЮОП, РПЫМБ; Б РПФПН ЧЩСУОЙМПУШ, ЮФП ЧП ЧТЕНС ЧПКОЩ ОЙЛФП ОЕ МЕЮЙФ Х ОЕЕ ЪХВЩ, Й ФПЗДБ ПОБ ЙЪ ЪХВОПЗП ЧТБЮБ УФБМБ НЕДУЕУФТПА, РПФПНХ ЮФП ОЕМШЪС ЦЕ ВЩМП ОЙЮЕЗП ОЕ ДЕМБФШ! лПЗДБ РТЙ ВПНВЕЦЛЕ ХВЙМП ЧТБЮБ, ПОБ УФБМБ ЧТБЮПН, РПФПНХ ЮФП ОБДП ВЩМП ЕЗП ЪБНЕОЙФШ; Й УБНБ РПЕИБМБ Ч ФЩМ ЪБ НЕДЙЛБНЕОФБНЙ, РПФПНХ ЮФП ОЕПВИПДЙНП ВЩМП ЙИ ДПУФБФШ ДМС РПМЛБ. лПЗДБ ЦЕ Ч ДЕТЕЧОА, ЗДЕ ПОБ ЪБОПЮЕЧБМБ, ЧПТЧБМЙУШ ОЕНГЩ, ПОБ, ЛПОЕЮОП, ХЫМБ ПФФХДБ ЧНЕУФЕ УП ЧУЕНЙ, РПФПНХ ЮФП ОЕ ПУФБЧБФШУС ЦЕ ЕК У ОЕНГБНЙ. б РПФПН, ЛПЗДБ ПОЙ ЧУФТЕФЙМЙУШ У ОЕНЕГЛЙН ДПЪПТПН Й ОБЮБМБУШ РЕТЕУФТЕМЛБ, ЧРЕТЕДЙ ТБОЙМП ПДОПЗП ВПКГБ, ПО УЙМШОП УФПОБМ, Й ПОБ РПРПМЪМБ РЕТЕЧСЪБФШ ЕЗП, Й ЧДТХЗ РТСНП РЕТЕД ОЕК ЧЩУЛПЮЙМ ВПМШЫПК ОЕНЕГ, Й ПОБ ЧЩФБЭЙМБ ОБЗБО Й ХВЙМБ ЕЗП. оБЗБО ВЩМ ФБЛПК ФСЦЕМЩК, ЮФП ЕК РТЙЫМПУШ УФТЕМСФШ, ДЕТЦБ ЕЗП ДЧХНС ТХЛБНЙ.

    пОБ ТБУУЛБЪБМБ ЧУЕ ЬФП ВЩУФТП, ДЕФУЛПК УЛПТПЗПЧПТЛПК, РПФПН, ДПЕЧ ЗПТВХЫЛХ, УЕМБ ОБ РЕОЕЛ Й ОБЮБМБ ТЩФШУС Ч УБОЙФБТОПК УХНЛЕ. уОБЮБМБ ПОБ ЧЩФБЭЙМБ ПФФХДБ ОЕУЛПМШЛП ЙОДЙЧЙДХБМШОЩИ РБЛЕФПЧ, Б РПФПН НБМЕОШЛХА ЮЕТОХА МБЛЙТПЧБООХА ДБНУЛХА УХНПЮЛХ. уЙОГПЧ У ЧЩУПФЩ УЧПЕЗП ТПУФБ ХЧЙДЕМ, ЮФП Х ОЕЕ Ч ЬФПК УХНПЮЛЕ МЕЦБМЙ РХДТЕОЙГБ Й ЮЕТОБС ПФ РЩМЙ РПНБДБ. ъБРЙИОХЧ РПЗМХВЦЕ РХДТЕОЙГХ Й РПНБДХ, ЮФПВЩ ЙИ ОЙЛФП ОЕ ХЧЙДЕМ, ПОБ ЧЩФБЭЙМБ ЪЕТЛБМШГЕ Й, УОСЧ РЙМПФЛХ, УФБМБ ТБУЮЕУЩЧБФШ УЧПЙ ДЕФУЛЙЕ, НСЗЛЙЕ, ЛБЛ РХИ, ЧПМПУЩ.

    ЧПФ ЬФП ЦЕОЭЙОБ! - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО, ЛПЗДБ НБМЕОШЛБС ЧТБЮЙИБ, ТБУЮЕУБЧ ЧПМПУЩ Й РПЗМСДЕЧ ОБ ПЛТХЦБЧЫЙИ ЕЕ НХЦЮЙО, ЛБЛ-ФП ОЕЪБНЕФОП ПФПЫМБ Й ЙУЮЕЪМБ Ч МЕУХ. - чПФ ЬФП ЦЕОЭЙОБ! - РПЧФПТЙМ ПО, ИМПРОХЧ РП РМЕЮХ ДПЗОБЧЫЕЗП ЛПМПООХ Й РПДУЕЧЫЕЗП Л ОЕНХ ОБ РТЙЧБМЕ ыНБЛПЧБ. - ьФП С РПОЙНБА! рТЙ ФБЛПК Й ФТХУЙФШ-ФП УПЧЕУФОП! - пО ЫЙТПЛП ХМЩВОХМУС, ВМЕУОХЧ УЧПЙНЙ УФБМШОЩНЙ ЪХВБНЙ, ПФЛЙОХМУС ОБ УРЙОХ, ЪБЛТЩМ ЗМБЪБ Й Ч ФХ ЦЕ УЕЛХОДХ ХУОХМ.

    уЙОГПЧ, РТПЕИБЧ УРЙОПК РП УФЧПМХ УПУОЩ, ПРХУФЙМУС ОБ ЛПТФПЮЛЙ, РПЗМСДЕМ ОБ уЕТРЙМЙОБ Й УМБДЛП ЪЕЧОХМ.

    Б ЧЩ ЦЕОБФЩ? - УРТПУЙМ Х ОЕЗП ыНБЛПЧ.

    уЙОГПЧ ЛЙЧОХМ Й, ПФЗПОСС ПФ УЕВС УПО, РПРТПВПЧБМ РТЕДУФБЧЙФШ, ЛБЛ ВЩ ЧУЕ ЧЩЫМП, ЕУМЙ В нБЫБ ФПЗДБ, Ч нПУЛЧЕ, ОБУФПСМБ ОБ УЧПЕН ЦЕМБОЙЙ ЕИБФШ ЧНЕУФЕ У ОЙН ОБ ЧПКОХ Й ЬФП ХДБМПУШ ВЩ ЙН... чПФ ПОЙ ЧЩМЕЪМЙ ВЩ ЧНЕУФЕ У ОЕК ЙЪ РПЕЪДБ Ч вПТЙУПЧЕ... й ЮФП ДБМШЫЕ? дБ, ЬФП ФТХДОП ВЩМП УЕВЕ РТЕДУФБЧЙФШ... й ЧУЕ-ФБЛЙ Ч ЗМХВЙОЕ ДХЫЙ ПО ЪОБМ, ЮФП Ч ФПФ ЗПТШЛЙК ДЕОШ ЙИ РТПЭБОЙС ВЩМБ РТБЧБ ПОБ, Б ОЕ ПО.

    уЙМБ ЪМПВЩ, ЛПФПТХА ПО РПУМЕ ЧУЕЗП РЕТЕЦЙФПЗП ЙУРЩФЩЧБМ Л ОЕНГБН, УФЕТМБ НОПЗЙЕ ЗТБОЙГЩ, ТБОШЫЕ УХЭЕУФЧПЧБЧЫЙЕ Ч ЕЗП УПЪОБОЙЙ; ДМС ОЕЗП ХЦЕ ОЕ УХЭЕУФЧПЧБМП НЩУМЕК П ВХДХЭЕН ВЕЪ НЩУМЙ П ФПН, ЮФП ЖБЫЙУФЩ ДПМЦОЩ ВЩФШ ХОЙЮФПЦЕОЩ. й РПЮЕНХ ЦЕ, УПВУФЧЕООП, нБЫБ ОЕ НПЗМБ ЮХЧУФЧПЧБФШ ФП ЦЕ, ЮФП ПО? рПЮЕНХ ПО ИПФЕМ ПФОСФШ Х ОЕЕ ФП РТБЧП, ЛПФПТПЕ ОЙЛПНХ ОЕ ДБУФ ПФОСФШ Х УЕВС, ФП РТБЧП, ЛПФПТПЕ РПРТПВХК ПФОЙНЙ Х ЬФПК ЧПФ НБМЕОШЛПК ДПЛФПТЫЙ!

    Б ДЕФЙ ЕУФШ ЙМЙ ОЕФ? - РТЕТЧБМ ЕЗП НЩУМЙ ыНБЛПЧ.

    уЙОГПЧ, ЧУЕ ЧТЕНС, ЧЕУШ ЬФПФ НЕУСГ, РТЙ ЛБЦДПН ЧПУРПНЙОБОЙЙ ХРПТОП ХВЕЦДБЧЫЙК УЕВС, ЮФП ЧУЕ Ч РПТСДЛЕ, ЮФП ДПЮШ ХЦЕ ДБЧОП Ч нПУЛЧЕ, ЛПТПФЛП ПВЯСУОЙМ, ЮФП РТПЙЪПЫМП У ЕЗП УЕНШЕК. оБ УБНПН ДЕМЕ ЮЕН ОБУЙМШУФЧЕООЕК ХВЕЦДБМ ПО УЕВС, ЮФП ЧУЕ ИПТПЫП, ФЕН УМБВЕЕ ЧЕТЙМ Ч ЬФП.

    ыНБЛПЧ РПУНПФТЕМ ОБ ЕЗП МЙГП Й РПОСМ, ЮФП МХЮЫЕ ВЩМП ОЕ ЪБДБЧБФШ ЬФПЗП ЧПРТПУБ.

    МБДОП, УРЙФЕ, - РТЙЧБМ ЛПТПФЛЙК, Й РЕТЧПЗП УОБ ДПЗМСДЕФШ ОЕ ХУРЕЕФЕ!

    "лБЛПК ХЦ ФЕРЕТШ УПО!" - УЕТДЙФП РПДХНБМ уЙОГПЧ, ОП, У НЙОХФХ РПУЙДЕЧ У ПФЛТЩФЩНЙ ЗМБЪБНЙ, ЛМАОХМ ОПУПН Ч ЛПМЕОЙ, ЧЪДТПЗОХМ, УОПЧБ ПФЛТЩМ ЗМБЪБ, ИПФЕМ ЮФП-ФП УЛБЪБФШ ыНБЛПЧХ Й ЧНЕУФП ЬФПЗП, ХТПОЙЧ ЗПМПЧХ ОБ ЗТХДШ, ЪБУОХМ НЕТФЧЩН УОПН.

    ыНБЛПЧ У ЪБЧЙУФША РПУНПФТЕМ ОБ ОЕЗП Й, УОСЧ ПЮЛЙ, УФБМ ФЕТЕФШ ЗМБЪБ ВПМШЫЙН Й ХЛБЪБФЕМШОЩН РБМШГБНЙ: ЗМБЪБ ВПМЕМЙ ПФ ВЕУУПООЙГЩ, ЛБЪБМПУШ, ДОЕЧОПК УЧЕФ ЛПМЕФ ЙИ ДБЦЕ ЮЕТЕЪ ЪБЦНХТЕООЩЕ ЧЕЛЙ, Б УПО ОЕ ЫЕМ Й ОЕ ЫЕМ.

    ъБ РПУМЕДОЙЕ ФТПЕ УХФПЛ ыНБЛПЧ ХЧЙДЕМ УФПМШЛП НЕТФЧЩИ ТПЧЕУОЙЛПЧ УЧПЕЗП ХВЙФПЗП УЩОБ, ЮФП ПФГПЧУЛБС УЛПТВШ, УЙМПА ЧПМЙ ЪБЗОБООБС Ч УБНЩЕ ОЕДТБ ДХЫЙ, ЧЩЫМБ ЙЪ ЬФЙИ ОЕДТ ОБТХЦХ Й ТБЪТПУМБУШ Ч ЮХЧУФЧП, ЛПФПТПЕ ПФОПУЙМПУШ ХЦЕ ОЕ ФПМШЛП Л УЩОХ, Б Й Л ФЕН ДТХЗЙН, РПЗЙВЫЙН ОБ ЕЗП ЗМБЪБИ, Й ДБЦЕ Л ФЕН, ЮШЕК ЗЙВЕМЙ ПО ОЕ ЧЙДЕМ, Б ФПМШЛП ЪОБМ П ОЕК. ьФП ЮХЧУФЧП ЧУЕ ТПУМП Й ТПУМП Й ОБЛПОЕГ УФБМП ФБЛЙН ВПМШЫЙН, ЮФП ЙЪ УЛПТВЙ РТЕЧТБФЙМПУШ Ч ЗОЕЧ. й ЬФПФ ЗОЕЧ ДХЫЙМ УЕКЮБУ ыНБЛПЧБ. пО УЙДЕМ Й ДХНБМ П ЖБЫЙУФБИ, ЛПФПТЩЕ РПЧУАДХ, ОБ ЧУЕИ ДПТПЗБИ ЧПКОЩ, ОБУНЕТФШ ЧЩФБРФЩЧБМЙ УЕКЮБУ ФЩУСЮЙ Й ФЩУСЮЙ ФБЛЙИ ЦЕ ТПЧЕУОЙЛПЧ пЛФСВТС, ЛБЛ ЕЗП УЩО, - ПДОПЗП ЪБ ДТХЗЙН, ЦЙЪОШ ЪБ ЦЙЪОША. уЕКЮБУ ПО ОЕОБЧЙДЕМ ЬФЙИ ОЕНГЕЧ ФБЛ, ЛБЛ ЛПЗДБ-ФП ОЕОБЧЙДЕМ ВЕМЩИ. вПМШЫЕК НЕТЩ ОЕОБЧЙУФЙ ПО ОЕ ЪОБМ, Й, ОБЧЕТОПЕ, ЕЕ Й ОЕ ВЩМП Ч РТЙТПДЕ.

    еЭЕ ЧЮЕТБ ЕНХ ОХЦОП ВЩМП ХУЙМЙЕ ОБД УПВПК, ЮФПВЩ ПФДБФШ РТЙЛБЪ ТБУУФТЕМСФШ ОЕНЕГЛПЗП МЕФЮЙЛБ. оП УЕЗПДОС, РПУМЕ ДХЫЕТБЪДЙТБАЭЙИ УГЕО РЕТЕРТБЧЩ, ЛПЗДБ ЖБЫЙУФЩ, ЛБЛ НСУОЙЛЙ, ТХВЙМЙ ЙЪ БЧФПНБФПЧ ЧПДХ ЧПЛТХЗ ЗПМПЧ ФПОХЭЙИ, ЙЪТБОЕООЩИ, ОП ЧУЕ ЕЭЕ ОЕ ДПВЙФЩИ МАДЕК, Ч ЕЗП ДХЫЕ РЕТЕЧЕТОХМПУШ ЮФП-ФП, ДП ЬФПК РПУМЕДОЕК НЙОХФЩ ЧУЕ ЕЭЕ ОЕ ЦЕМБЧЫЕЕ ПЛПОЮБФЕМШОП РЕТЕЧПТБЮЙЧБФШУС, Й ПО ДБМ УЕВЕ ОЕПВДХНБООХА ЛМСФЧХ ЧРТЕДШ ОЕ ЭБДЙФШ ЬФЙИ ХВЙКГ ОЙЗДЕ, ОЙ РТЙ ЛБЛЙИ ПВУФПСФЕМШУФЧБИ, ОЙ ОБ ЧПКОЕ, ОЙ РПУМЕ ЧПКОЩ - ОЙЛПЗДБ!

    дПМЦОП ВЩФШ, УЕКЮБУ, ЛПЗДБ ПО ДХНБМ ПВ ЬФПН, ОБ ЕЗП ПВЩЮОП УРПЛПКОПН МЙГЕ ДПВТПЗП ПФ РТЙТПДЩ, ОЕНПМПДПЗП ЙОФЕММЙЗЕОФОПЗП ЮЕМПЧЕЛБ РПСЧЙМПУШ ЧЩТБЦЕОЙЕ ОБУФПМШЛП ОЕПВЩЮОПЕ, ЮФП ПО ЧДТХЗ ХУМЩЫБМ ЗПМПУ уЕТРЙМЙОБ:

    УЕТЗЕК оЙЛПМБЕЧЙЮ! юФП У ФПВПК? уМХЮЙМПУШ ЮФП?

    уЕТРЙМЙО МЕЦБМ ОБ ФТБЧЕ Й, ЫЙТПЛП ПФЛТЩЧ ЗМБЪБ, УНПФТЕМ ОБ ОЕЗП.

    ТПЧОП ОЙЮЕЗП. - ыНБЛПЧ ОБДЕМ ПЮЛЙ, Й МЙГП ЕЗП РТЙОСМП ПВЩЮОПЕ ЧЩТБЦЕОЙЕ.

    Б ЕУМЙ ОЙЮЕЗП, ФПЗДБ УЛБЦЙ, ЛПФПТЩК ЮБУ: ОЕ РПТБ МЙ? б ФП МЕОШ ЪТС ЛПОЕЮОПУФСНЙ ЫЕЧЕМЙФШ, - ХУНЕИОХМУС уЕТРЙМЙО.

    ыНБЛПЧ РПУНПФТЕМ ОБ ЮБУЩ Й УЛБЪБМ, ЮФП ДП ЛПОГБ РТЙЧБМБ ПУФБМПУШ УЕНШ НЙОХФ.

    ФПЗДБ ЕЭЕ УРМА. - уЕТРЙМЙО ЪБЛТЩМ ЗМБЪБ.

    рПУМЕ ЮБУПЧПЗП ПФДЩИБ, ЛПФПТЩК уЕТРЙМЙО, ОЕУНПФТС ОБ ХУФБМПУФШ МАДЕК, ОЕ РПЪЧПМЙМ ЪБФСОХФШ ОЙ ОБ НЙОХФХ, ДЧЙОХМЙУШ ДБМШЫЕ, РПУФЕРЕООП УЧПТБЮЙЧБС ОБ АЗП-ЧПУФПЛ.

    дП ЧЕЮЕТОЕЗП РТЙЧБМБ Л ПФТСДХ РТЙУПЕДЙОЙМПУШ ЕЭЕ ФТЙ ДЕУСФЛБ ВТПДЙЧЫЙИ РП МЕУХ МАДЕК. йЪ ЙИ ДЙЧЙЪЙЙ ВПМШЫЕ ОЙЛПЗП ОЕ РПРБМПУШ. чУЕ ФТЙДГБФШ ЮЕМПЧЕЛ, ЧУФТЕЮЕООЩЕ РПУМЕ РЕТЧПЗП РТЙЧБМБ, ВЩМЙ ЙЪ УПУЕДОЕК ДЙЧЙЪЙЙ, УФПСЧЫЕК АЦОЕК РП МЕЧПНХ ВЕТЕЗХ дОЕРТБ. чУЕ ЬФП ВЩМЙ МАДЙ ЙЪ ТБЪОЩИ РПМЛПЧ, ВБФБМШПОПЧ Й ФЩМПЧЩИ ЮБУФЕК, Й ИПФС УТЕДЙ ОЙИ ПЛБЪБМЙУШ ФТЙ МЕКФЕОБОФБ Й ПДЙО УФБТЫЙК РПМЙФТХЛ, ОЙЛФП ОЕ ЙНЕМ РТЕДУФБЧМЕОЙС ОЙ ЗДЕ ЫФБВ ДЙЧЙЪЙЙ, ОЙ ДБЦЕ Ч ЛБЛПН ОБРТБЧМЕОЙЙ ПО ПФИПДЙМ. пДОБЛП РП ПФТЩЧПЮОЩН Й ЮБУФП РТПФЙЧПТЕЮЙЧЩН ТБУУЛБЪБН ЧУЕ-ФБЛЙ НПЦОП ВЩМП РТЕДУФБЧЙФШ ПВЭХА ЛБТФЙОХ ЛБФБУФТПЖЩ.

    уХДС РП ОБЪЧБОЙА НЕУФ, ЙЪ ЛПФПТЩИ ЫМЙ ПЛТХЦЕОГЩ, Л НПНЕОФХ ОЕНЕГЛПЗП РТПТЩЧБ ДЙЧЙЪЙС ВЩМБ ТБУФСОХФБ Ч ГЕРПЮЛХ РПЮФЙ ОБ ФТЙДГБФШ ЛЙМПНЕФТПЧ РП ЖТПОФХ. чДПВБЧПЛ ПОБ ОЕ ХУРЕМБ ЙМЙ ОЕ УХНЕМБ ЛБЛ УМЕДХЕФ ХЛТЕРЙФШУС. оЕНГЩ ВПНВЙМЙ ЕЕ ДЧБДГБФШ ЮБУПЧ РПДТСД, Б РПФПН, ЧЩВТПУЙЧ Ч ФЩМЩ ДЙЧЙЪЙЙ ОЕУЛПМШЛП ДЕУБОФПЧ Й ОБТХЫЙЧ ХРТБЧМЕОЙЕ Й УЧСЪШ, ПДОПЧТЕНЕООП РПД РТЙЛТЩФЙЕН БЧЙБГЙЙ УТБЪХ Ч ФТЕИ НЕУФБИ ОБЮБМЙ РЕТЕРТБЧХ ЮЕТЕЪ дОЕРТ. юБУФЙ ДЙЧЙЪЙЙ ВЩМЙ УНСФЩ, НЕУФБНЙ РПВЕЦБМЙ, НЕУФБНЙ ПЦЕУФПЮЕООП ДТБМЙУШ, ОП ЬФП ХЦЕ ОЕ НПЗМП ЙЪНЕОЙФШ ПВЭЕЗП ИПДБ ДЕМБ.

    мАДЙ ЙЪ ЬФПК ДЙЧЙЪЙЙ ЫМЙ ОЕВПМШЫЙНЙ ЗТХРРБНЙ, РП ДЧПЕ Й РП ФТПЕ. пДОЙ ВЩМЙ У ПТХЦЙЕН, ДТХЗЙЕ ВЕЪ ПТХЦЙС. уЕТРЙМЙО, РПЗПЧПТЙЧ У ОЙНЙ, ЧУЕИ РПУФБЧЙМ Ч УФТПК, РЕТЕНЕЫБЧ У УПВУФЧЕООЩНЙ ВПКГБНЙ. оЕЧППТХЦЕООЩИ ПО РПУФБЧЙМ Ч УФТПК ВЕЪ ПТХЦЙС, УЛБЪБЧ, ЮФП РТЙДЕФУС УБНЙН ДПВЩФШ ЕЗП Ч ВПА, ПОП ДМС ОЙИ ОЕ ЪБРБУЕОП.

    уЕТРЙМЙО ТБЪЗПЧБТЙЧБМ У МАДШНЙ ЛТХФП, ОП ОЕ ПВЙДОП. фПМШЛП УФБТЫЕНХ РПМЙФТХЛХ, ПРТБЧДЩЧБЧЫЕНХУС ФЕН, ЮФП ПО ЫЕМ ИПФС Й ВЕЪ ПТХЦЙС, ОП Ч РПМОПН ПВНХОДЙТПЧБОЙЙ Й У РБТФВЙМЕФПН Ч ЛБТНБОЕ, уЕТРЙМЙО ЦЕМЮОП ЧПЪТБЪЙМ, ЮФП ЛПННХОЙУФХ ОБ ЖТПОФЕ ОБДП ИТБОЙФШ ПТХЦЙЕ ОБТБЧОЕ У РБТФВЙМЕФПН.

    НЩ ОЕ ОБ зПМЗПЖХ ЙДЕН, ФПЧБТЙЭ ДПТПЗПК, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО, - Б ЧПАЕН. еУМЙ ЧБН МЕЗЮЕ, ЮФПВЩ ЖБЫЙУФЩ ЧБУ Л УФЕОЛЕ РПУФБЧЙМЙ, ЮЕН УЧПЕК ТХЛПК ЛПНЙУУБТУЛЙЕ ЪЧЕЪДЩ УТЩЧБФШ, - ЬФП ЪОБЮЙФ, ЮФП Х ЧБУ УПЧЕУФШ ЕУФШ. оП ОБН ПДОПЗП ЬФПЗП НБМП. нЩ ОЕ ЧУФБФШ Л УФЕОЛЕ ИПФЙН, Б ЖБЫЙУФПЧ Л УФЕОЛЕ РПУФБЧЙФШ. б ВЕЪ ПТХЦЙС ЬФПЗП ОЕ УПЧЕТЫЙЫШ. фБЛ-ФП ЧПФ! йДЙФЕ Ч УФТПК, Й ПЦЙДБА, ЮФП ЧЩ ВХДЕФЕ РЕТЧЩН, ЛФП РТЙПВТЕФЕФ УЕВЕ ПТХЦЙЕ Ч ВПА.

    лПЗДБ УНХЭЕООЩК УФБТЫЙК РПМЙФТХЛ ПФПЫЕМ ОБ ОЕУЛПМШЛП ЫБЗПЧ, уЕТРЙМЙО ПЛМЙЛОХМ ЕЗП Й, ПФГЕРЙЧ ПДОХ ЙЪ ДЧХИ ЧЙУЕЧЫЙИ Х РПСУБ ЗТБОБФ-МЙНПОПЛ, РТПФСОХМ ОБ МБДПОЙ.

    ДМС ОБЮБМБ ЧПЪШНЙФЕ!

    уЙОГПЧ, Ч ЛБЮЕУФЧЕ БДЯАФБОФБ ЪБРЙУЩЧБЧЫЙК Ч ВМПЛОПФ ЖБНЙМЙЙ, ЪЧБОЙС Й ОПНЕТБ ЮБУФЕК, НПМЮБ ТБДПЧБМУС ФПНХ ЪБРБУХ ФЕТРЕОЙС Й УРПЛПКУФЧЙС, У ЛПФПТЩН уЕТРЙМЙО ЗПЧПТЙМ У МАДШНЙ.

    оЕМШЪС РТПОЙЛОХФШ Ч ДХЫХ ЮЕМПЧЕЛБ, ОП уЙОГПЧХ ЪБ ЬФЙ ДОЙ ОЕ ТБЪ ЛБЪБМПУШ, ЮФП УБН уЕТРЙМЙО ОЕ ЙУРЩФЩЧБЕФ УФТБИБ УНЕТФЙ. оБЧЕТОПЕ, ЬФП ВЩМП ОЕ ФБЛ, ОП ЧЩЗМСДЕМП ФБЛ.

    ч ФП ЦЕ ЧТЕНС уЕТРЙМЙО ОЕ ДЕМБМ ЧЙДХ, ЮФП ОЕ РПОЙНБЕФ, ЛБЛ ЬФП МАДЙ ВПСФУС, ЛБЛ ЬФП ПОЙ НПЗМЙ РПВЕЦБФШ, ТБУФЕТСФШУС, ВТПУЙФШ ПТХЦЙЕ. оБПВПТПФ, ПО ДБЧБМ РПЮХЧУФЧПЧБФШ ЙН, ЮФП РПОЙНБЕФ ЬФП, ОП Ч ФП ЦЕ ЧТЕНС ОБУФПКЮЙЧП ЧУЕМСМ Ч ОЙИ НЩУМШ, ЮФП ЙУРЩФБООЩК ЙНЙ УФТБИ Й РЕТЕЦЙФПЕ РПТБЦЕОЙЕ - ЧУЕ ЬФП Ч РТПЫМПН. юФП ФБЛ ВЩМП, ОП ФБЛ ВПМШЫЕ ОЕ ВХДЕФ, ЮФП ПОЙ РПФЕТСМЙ ПТХЦЙЕ, ОП НПЗХФ РТЙПВТЕУФЙ ЕЗП ЧОПЧШ. оБЧЕТОПЕ, РПЬФПНХ МАДЙ ОЕ ПФИПДЙМЙ ПФ уЕТРЙМЙОБ РПДБЧМЕООЩНЙ, ДБЦЕ ЛПЗДБ ПО ЗПЧПТЙМ У ОЙНЙ ЛТХФП. пО УРТБЧЕДМЙЧП ОЕ УОЙНБМ У ОЙИ ЧЙОЩ, ОП Й ОЕ РЕТЕЧБМЙЧБМ ЧУА ЧЙОХ ФПМШЛП ОБ ЙИ РМЕЮЙ. мАДЙ ЮХЧУФЧПЧБМЙ ЬФП Й ИПФЕМЙ ДПЛБЪБФШ, ЮФП ПО РТБЧ.

    рЕТЕД ЧЕЮЕТОЙН РТЙЧБМПН РТПЙЪПЫМБ ЕЭЕ ПДОБ ЧУФТЕЮБ, ОЕРПИПЦБС ОБ ЧУЕ ДТХЗЙЕ. йЪ ДЧЙЗБЧЫЕЗПУС РП УБНПК ЮБЭПВЕ МЕУБ ВПЛПЧПЗП ДПЪПТБ РТЙЫЕМ УЕТЦБОФ, РТЙЧЕДС У УПВПК ДЧХИ ЧППТХЦЕООЩИ МАДЕК. пДЙО ЙЪ ОЙИ ВЩМ ОЙЪЛПТПУМЩК ЛТБУОПБТНЕЕГ, Ч РПФЕТФПК ЛПЦБОПК ЛХТФЛЕ РПЧЕТИ ЗЙНОБУФЕТЛЙ Й У ЧЙОФПЧЛПК ОБ РМЕЮЕ. дТХЗПК - ЧЩУПЛЙК, ЛТБУЙЧЩК ЮЕМПЧЕЛ МЕФ УПТПЛБ, У ПТМЙОЩН ОПУПН Й ЧЙДОЕЧЫЕКУС ЙЪ-РПД РЙМПФЛЙ ВМБЗПТПДОПК УЕДЙОПК, РТЙДБЧБЧЫЕК ЪОБЮЙФЕМШОПУФШ ЕЗП НПМПЦБЧПНХ, ЮЙУФПНХ, ВЕЪ НПТЭЙО МЙГХ; ОБ ОЕН ВЩМЙ ИПТПЫЙЕ ЗБМЙЖЕ Й ИТПНПЧЩЕ УБРПЗЙ, ОБ РМЕЮЕ ЧЙУЕМ ОПЧЕОШЛЙК рры, У ЛТХЗМЩН ДЙУЛПН, ОП РЙМПФЛБ ОБ ЗПМПЧЕ ВЩМБ ЗТСЪОБС, ЪБУБМЕООБС, Й ФБЛПК ЦЕ ЗТСЪОПК Й ЪБУБМЕООПК ВЩМБ ОЕУЛМБДОП УЙДЕЧЫБС ОБ ОЕН ЛТБУОПБТНЕКУЛБС ЗЙНОБУФЕТЛБ, ОЕ УИПДЙЧЫБСУС ОБ ЫЕЕ Й ЛПТПФЛБС Ч ТХЛБЧБИ.

    ФПЧБТЙЭ ЛПНВТЙЗ, - РПДИПДС Л уЕТРЙМЙОХ ЧНЕУФЕ У ЬФЙНЙ ДЧХНС МАДШНЙ, ЛПУСУШ ОБ ОЙИ Й ДЕТЦБ ОБЗПФПЧЕ ЧЙОФПЧЛХ, УЛБЪБМ УЕТЦБОФ, - ТБЪТЕЫЙФЕ ДПМПЦЙФШ? рТЙЧЕМ ЪБДЕТЦБООЩИ. ъБДЕТЦБМ Й РТЙЧЕМ РПД ЛПОЧПЕН, РПФПНХ ЮФП ОЕ ПВЯСУОСАФ УЕВС, Б ФБЛЦЕ РП ЙИ ЧЙДХ. тБЪПТХЦБФШ ОЕ УФБМЙ, РПФПНХ ЮФП ПФЛБЪБМЙУШ, Б НЩ ОЕ ИПФЕМЙ ВЕЪ ОЕПВИПДЙНПУФЙ ПФЛТЩЧБФШ Ч МЕУХ ПЗПОШ.

    ЪБНЕУФЙФЕМШ ОБЮБМШОЙЛБ ПРЕТБФЙЧОПЗП ПФДЕМБ ЫФБВБ БТНЙЙ РПМЛПЧОЙЛ вБТБОПЧ, - ПФТЩЧЙУФП, ВТПУЙЧ ТХЛХ Л РЙМПФЛЕ Й ЧЩФСОХЧЫЙУШ РЕТЕД уЕТРЙМЙОЩН Й УФПСЧЫЙН ТСДПН У ОЙН ыНБЛПЧЩН, УЕТДЙФП, У ОПФЛПК ПВЙДЩ УЛБЪБМ ЮЕМПЧЕЛ У БЧФПНБФПН.

    ЙЪЧЙОСЕНУС, - ХУМЩЫБЧ ЬФП Й, Ч УЧПА ПЮЕТЕДШ, РТЙЛМБДЩЧБС ТХЛХ Л РЙМПФЛЕ, УЛБЪБМ РТЙЧЕДЫЙК ЪБДЕТЦБООЩИ УЕТЦБОФ.

    Б ЮЕЗП ЧЩ ЙЪЧЙОСЕФЕУШ? - РПЧЕТОХМУС Л ОЕНХ уЕТРЙМЙО. - рТБЧЙМШОП УДЕМБМЙ, ЮФП ЪБДЕТЦБМЙ, Й РТБЧЙМШОП, ЮФП РТЙЧЕМЙ ЛП НОЕ. фБЛ ДЕКУФЧХКФЕ Й Ч ДБМШОЕКЫЕН. нПЦЕФЕ ЙДФЙ. рПРТПЫХ ЧБЫЙ ДПЛХНЕОФЩ, - ПФРХУФЙЧ УЕТЦБОФБ, РПЧЕТОХМУС ПО Л ЪБДЕТЦБООПНХ, ОЕ ОБЪЩЧБС ЕЗП РП ЪЧБОЙА.

    зХВЩ Х ФПЗП ДТПЗОХМЙ, Й ПО ТБУФЕТСООП ХМЩВОХМУС. уЙОГПЧХ РПЛБЪБМПУШ, ЮФП ЬФПФ ЮЕМПЧЕЛ, ОБЧЕТОПЕ, ВЩМ ЪОБЛПН У уЕТРЙМЙОЩН, ОП ФПМШЛП УЕКЮБУ ХЪОБМ ЕЗП Й РПТБЦЕО ЧУФТЕЮЕК.

    фБЛ ПОП Й ВЩМП. юЕМПЧЕЛ, ОБЪЧБЧЫЙК УЕВС РПМЛПЧОЙЛПН вБТБОПЧЩН Й ДЕКУФЧЙФЕМШОП ОПУЙЧЫЙК ЬФХ ЖБНЙМЙА Й ЪЧБОЙЕ Й УПУФПСЧЫЙК Ч ФПК ДПМЦОПУФЙ, ЛПФПТХА ПО ОБЪЧБМ, ЛПЗДБ ЕЗП РПДЧЕМЙ Л уЕТРЙМЙОХ, ВЩМ ФБЛ ДБМЕЛ ПФ НЩУМЙ, ЮФП РЕТЕД ОЙН ЪДЕУШ, Ч МЕУХ, Ч ЧПЕООПК ЖПТНЕ, ПЛТХЦЕООЩК ДТХЗЙНЙ ЛПНБОДЙТБНЙ, НПЦЕФ ПЛБЪБФШУС ЙНЕООП уЕТРЙМЙО, ЮФП Ч РЕТЧХА НЙОХФХ МЙЫШ ПФНЕФЙМ РТП УЕВС, ЮФП ЧЩУПЛЙК ЛПНВТЙЗ У ОЕНЕГЛЙН БЧФПНБФПН ОБ РМЕЮЕ ПЮЕОШ ОБРПНЙОБЕФ ЕНХ ЛПЗП-ФП.

    УЕТРЙМЙО! - ЧПУЛМЙЛОХМ ПО, ТБЪЧЕДС ТХЛБНЙ, Й ФТХДОП ВЩМП РПОСФШ, ФП МЙ ЬФП ЦЕУФ ЛТБКОЕЗП ЙЪХНМЕОЙС, ФП МЙ ПО ИПЮЕФ ПВОСФШ уЕТРЙМЙОБ.

    ДБ, С ЛПНВТЙЗ уЕТРЙМЙО, - ОЕПЦЙДБООП УХИЙН, ЦЕУФСОЩН ЗПМПУПН УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО, - ЛПНБОДЙТ ЧЧЕТЕООПК НОЕ ДЙЧЙЪЙЙ, Б ЧПФ ЛФП ЧЩ, РПЛБ ОЕ ЧЙЦХ. чБЫЙ ДПЛХНЕОФЩ!

    УЕТРЙМЙО, С вБТБОПЧ, ФЩ ЮФП, У ХНБ УПЫЕМ?

    Ч ФТЕФЙК ТБЪ РТПЫХ ЧБУ РТЕДЯСЧЙФШ ДПЛХНЕОФЩ, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО ЧУЕ ФЕН ЦЕ ЦЕУФСОЩН ЗПМПУПН.

    Х НЕОС ОЕФ ДПЛХНЕОФПЧ, - РПУМЕ ДПМЗПК РБХЪЩ УЛБЪБМ вБТБОПЧ.

    ЛБЛ ФБЛ ОЕФ ДПЛХНЕОФПЧ?

    ФБЛ ЧЩЫМП, С УМХЮБКОП РПФЕТСМ... пУФБЧЙМ Ч ФПК ЗЙНОБУФЕТЛЕ, ЛПЗДБ НЕОСМ ЧПФ ОБ ЬФХ... ЛТБУОПБТНЕКУЛХА. - вБТБОПЧ ЪБДЧЙЗБМ РБМШГБНЙ РП УЧПЕК ЪБУБМЕООПК, ОЕ РП ТПУФХ, ФЕУОПК ЗЙНОБУФЕТЛЕ.

    ПУФБЧЙМЙ ДПЛХНЕОФЩ Ч ФПК ЗЙНОБУФЕТЛЕ? б РПМЛПЧОЙЮШЙ ЪОБЛЙ ТБЪМЙЮЙС Х ЧБУ ФПЦЕ ОБ ФПК ЗЙНОБУФЕТЛЕ?

    ДБ, - ЧЪДПИОХМ вБТБОПЧ.

    Б РПЮЕНХ ЦЕ С ДПМЦЕО ЧБН ЧЕТЙФШ, ЮФП ЧЩ ЪБНЕУФЙФЕМШ ОБЮБМШОЙЛБ ПРЕТБФЙЧОПЗП ПФДЕМБ БТНЙЙ РПМЛПЧОЙЛ вБТБОПЧ?

    ОП ФЩ ЦЕ НЕОС ЪОБЕЫШ, НЩ ЦЕ У ФПВПК ЧНЕУФЕ Ч БЛБДЕНЙЙ УМХЦЙМЙ! - ХЦЕ УПЧУЕН РПФЕТСООП РТПВПТНПФБМ вБТБОПЧ.

    РТЕДРПМПЦЙН, ЮФП ФБЛ, - ОЙУЛПМШЛП ОЕ УНСЗЮБСУШ, ЧУЕ У ФПК ЦЕ ОЕРТЙЧЩЮОПК ДМС уЙОГПЧБ ЦЕУФСОПК ЦЕУФЛПУФША УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО, - ОП ЕУМЙ ВЩ ЧЩ ЧУФТЕФЙМЙ ОЕ НЕОС, ЛФП ВЩ НПЗ РПДФЧЕТДЙФШ ЧБЫХ МЙЮОПУФШ, ЪЧБОЙЕ Й ДПМЦОПУФШ?

    ЧПФ ПО, - РПЛБЪБМ вБТБОПЧ ОБ УФПСЧЫЕЗП ТСДПН У ОЙН ЛТБУОПБТНЕКГБ Ч ЛПЦБОПК ЛХТФЛЕ. - ьФП НПК ЧПДЙФЕМШ.

    Б Х ЧБУ ЕУФШ ДПЛХНЕОФЩ, ФПЧБТЙЭ ВПЕГ? - ОЕ ЗМСДС ОБ вБТБОПЧБ, РПЧЕТОХМУС уЕТРЙМЙО Л ЛТБУОПБТНЕКГХ.

    ЕУФШ... - ЛТБУОПБТНЕЕГ ОБ УЕЛХОДХ ЪБРОХМУС, ОЕ УТБЪХ ТЕЫЙЧ, ЛБЛ ПВТБФЙФШУС Л уЕТРЙМЙОХ, - ЕУФШ, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ! - пО ТБУРБИОХМ ЛПЦБОЛХ, ЧЩОХМ ЙЪ ЛБТНБОБ ЗЙНОБУФЕТЛЙ ПВЕТОХФХА Ч ФТСРЙГХ ЛТБУОПБТНЕКУЛХА ЛОЙЦЛХ Й РТПФСОХМ ЕЕ.

    ФБЛ, - ЧУМХИ РТПЮЕМ уЕТРЙМЙО. - "лТБУОПБТНЕЕГ ъПМПФБТЕЧ рЕФТ йМШЙЮ, ЧПЙОУЛБС ЮБУФШ 2214". сУОП. - й ПО ПФДБМ ЛТБУОПБТНЕКГХ ЛОЙЦЛХ. - уЛБЦЙФЕ, ФПЧБТЙЭ ъПМПФБТЕЧ, ЧЩ НПЦЕФЕ РПДФЧЕТДЙФШ МЙЮОПУФШ, ЪЧБОЙЕ Й ДПМЦОПУФШ ЬФПЗП ЮЕМПЧЕЛБ, ЧНЕУФЕ У ЛПФПТЩН ЧБУ ЪБДЕТЦБМЙ? - й ПО, РП-РТЕЦОЕНХ ОЕ РПЧПТБЮЙЧБСУШ Л вБТБОПЧХ, РПЛБЪБМ ОБ ОЕЗП РБМШГЕН.

    ФБЛ ФПЮОП, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ, ЬФП ДЕКУФЧЙФЕМШОП РПМЛПЧОЙЛ вБТБОПЧ, С ЕЗП ЧПДЙФЕМШ.

    ЪОБЮЙФ, ЧЩ ХДПУФПЧЕТСЕФЕ, ЮФП ЬФП ЧБЫ ЛПНБОДЙТ?

    ФБЛ ФПЮОП, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ.

    ВТПУШ ЙЪДЕЧБФШУС, уЕТРЙМЙО! - ОЕТЧОП ЛТЙЛОХМ вБТБОПЧ.

    оП уЕТРЙМЙО ДБЦЕ Й ЗМБЪПН ОЕ РПЧЕМ Ч ЕЗП УФПТПОХ.

    ИПТПЫП, ЮФП ИПФШ ЧЩ НПЦЕФЕ ХДПУФПЧЕТЙФШ МЙЮОПУФШ ЧБЫЕЗП ЛПНБОДЙТБ, Б ФП, ОЕ ТПЧЕО ЮБУ, НПЗМЙ ВЩ Й ТБУУФТЕМСФШ ЕЗП. дПЛХНЕОФПЧ ОЕФ, ЪОБЛПЧ ТБЪМЙЮЙС ОЕФ, ЗЙНОБУФЕТЛБ У ЮХЦПЗП РМЕЮБ, УБРПЗЙ Й ВТЙДЦЙ ЛПНУПУФБЧУЛЙЕ... - зПМПУ уЕТРЙМЙОБ У ЛБЦДПК ЖТБЪПК УФБОПЧЙМУС ЧУЕ ЦЕУФЮЕ Й ЦЕУФЮЕ. - рТЙ ЛБЛЙИ ПВУФПСФЕМШУФЧБИ ПЛБЪБМЙУШ ЪДЕУШ? - УРТПУЙМ ПО РПУМЕ РБХЪЩ.

    УЕКЮБУ С ФЕВЕ ЧУЕ ТБУУЛБЦХ... - ОБЮБМ ВЩМП вБТБОПЧ.

    оП уЕТРЙМЙО, ОБ ЬФПФ ТБЪ РПМХПВЕТОХЧЫЙУШ, РТЕТЧБМ ЕЗП:

    РПЛБ С ОЕ ЧБУ УРТБЫЙЧБА. зПЧПТЙФЕ... - УОПЧБ РПЧЕТОХМУС ПО Л ЛТБУОПБТНЕКГХ.

    лТБУОПБТНЕЕГ, УОБЮБМБ ЪБРЙОБСУШ, Б РПФПН ЧУЕ ХЧЕТЕООЕК, УФТЕНСУШ ОЙЮЕЗП ОЕ ЪБВЩФШ, ОБЮБМ ТБУУЛБЪЩЧБФШ, ЛБЛ ПОЙ ФТЙ ДОС ОБЪБД, РТЙЕИБЧ ЙЪ БТНЙЙ, ЪБОПЮЕЧБМЙ Ч ЫФБВЕ ДЙЧЙЪЙЙ, ЛБЛ ХФТПН РПМЛПЧОЙЛ ХЫЕМ Ч ЫФБВ, Б ЛТХЗПН УТБЪХ ОБЮБМБУШ ВПНВЕЦЛБ, ЛБЛ ЧУЛПТЕ ПДЙО РТЙЕИБЧЫЙК ЙЪ ФЩМБ ЫПЖЕТ УЛБЪБМ, ЮФП ФБН ЧЩУБДЙМУС ОЕНЕГЛЙК ДЕУБОФ, Й ПО, ХУМЩЫБЧ ЬФП, ОБ ЧУСЛЙК УМХЮБК ЧЩЧЕМ НБЫЙОХ. б ЕЭЕ ЮЕТЕЪ ЮБУ РТЙВЕЦБМ РПМЛПЧОЙЛ, РПИЧБМЙМ ЕЗП, ЮФП НБЫЙОБ УФПЙФ ХЦЕ ОБЗПФПЧЕ, ЧУЛПЮЙМ Ч ОЕЕ Й РТЙЛБЪБМ УЛПТЕК ЗОБФШ ОБЪБД, Ч юБХУЩ. лПЗДБ ПОЙ ЧЩЕИБМЙ ОБ ЫПУУЕ, ЧРЕТЕДЙ ВЩМБ ХЦЕ УЙМШОБС УФТЕМШВБ Й ДЩН, ПОЙ УЧЕТОХМЙ ОБ РТПУЕМПЛ, РПЕИБМЙ РП ОЕНХ, ОП ПРСФШ ХУМЩЫБМЙ УФТЕМШВХ Й ХЧЙДЕМЙ ОБ РЕТЕЛТЕУФЛЕ ОЕНЕГЛЙЕ ФБОЛЙ. фПЗДБ ПОЙ УЧЕТОХМЙ ОБ ЗМХИХА МЕУОХА ДПТПЗХ, У ОЕЕ УЯЕИБМЙ РТСНП Ч МЕУ, Й РПМЛПЧОЙЛ РТЙЛБЪБМ ПУФБОПЧЙФШ НБЫЙОХ.

    тБУУЛБЪЩЧБС ЧУЕ ЬФП, ЛТБУОПБТНЕЕГ ЙОПЗДБ ЙУЛПУБ ЧЪЗМСДЩЧБМ ОБ УЧПЕЗП РПМЛПЧОЙЛБ, ЛБЛ ВЩ ЙЭБ Х ФПЗП РПДФЧЕТЦДЕОЙС, Б ФПФ УФПСМ НПМЮБ, ОЙЪЛП ПРХУФЙЧ ЗПМПЧХ. дМС ОЕЗП ОБЮЙОБМПУШ УБНПЕ ФСЦЛПЕ, Й ПО РПОЙНБМ ЬФП.

    РТЙЛБЪБМ ПУФБОПЧЙФШ НБЫЙОХ, - РПЧФПТЙМ РПУМЕДОЙЕ УМПЧБ ЛТБУОПБТНЕКГБ уЕТРЙМЙО, - Й ЮФП ДБМШЫЕ?

    РПФПН ФПЧБТЙЭ РПМЛПЧОЙЛ РТЙЛБЪБМ НОЕ ЧЩОХФШ ЙЪ-РПД УЙДЕОШС НПА УФБТХА ЗЙНОБУФЕТЛХ Й РЙМПФЛХ, С ЛБЛ ТБЪ ОЕДБЧОП РПМХЮЙМ ОПЧПЕ ПВНХОДЙТПЧБОЙЕ, Б УФБТХА ЗЙНОБУФЕТЛХ Й РЙМПФЛХ РТЙ УЕВЕ ПУФБЧЙМ - ОБ ЧУСЛЙК УМХЮБК, ЕУМЙ РПД НБЫЙОПК МЕЦБФШ. фПЧБТЙЭ РПМЛПЧОЙЛ УОСМ УЧПА ЗЙНОБУФЕТЛХ Й ЖХТБЦЛХ Й ОБДЕМ НПА РЙМПФЛХ Й ЗЙНОБУФЕТЛХ, УЛБЪБМ, ЮФП РТЙДЕФУС ФЕРЕТШ РЕЫЛПН ЧЩИПДЙФШ ЙЪ ПЛТХЦЕОЙС, Й ЧЕМЕМ НОЕ ПВМЙФШ НБЫЙОХ ВЕОЪЙОПН Й РПДЦЕЮШ. оП ФПМШЛП С, - ЫПЖЕТ ЪБРОХМУС, - ОП ФПМШЛП С, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ, ОЕ ЪОБМ, ЮФП ФПЧБТЙЭ РПМЛПЧОЙЛ ЪБВЩМ ФБН ДПЛХНЕОФЩ, Ч УЧПЕК ЗЙНОБУФЕТЛЕ, С ВЩ, ЛПОЕЮОП, ОБРПНОЙМ, ЕУМЙ В ЪОБМ, Б ФП ФБЛ ЧУЕ ЧНЕУФЕ У НБЫЙОПК Й ЪБЦЕЗ.

    пО ЮХЧУФЧПЧБМ УЕВС ЧЙОПЧБФЩН.

    ЧЩ УМЩЫЙФЕ? - уЕТРЙМЙО РПЧЕТОХМУС Л вБТБОПЧХ. - чБЫ ВПЕГ УПЦБМЕЕФ, ЮФП ОЕ ОБРПНОЙМ ЧБН П ЧБЫЙИ ДПЛХНЕОФБИ. - ч ЗПМПУЕ ЕЗП РТПЪЧХЮБМБ ОБУНЕЫЛБ. - йОФЕТЕУОП, ЮФП РТПЙЪПЫМП ВЩ, ЕУМЙ В ПО ЧБН П ОЙИ ОБРПНОЙМ? - пО УОПЧБ РПЧЕТОХМУС Л ЫПЖЕТХ: - юФП ВЩМП ДБМШЫЕ?

    ДБМШЫЕ ЫМЙ ДЧБ ДОС, РТСЮБУШ. рПЛБ ЧБУ ОЕ ЧУФТЕФЙМЙ...

    ВМБЗПДБТА ЧБУ, ФПЧБТЙЭ ъПМПФБТЕЧ, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - ъБОЕУЙ ЕЗП Ч УРЙУЛЙ, уЙОГПЧ. дПЗПОСКФЕ ЛПМПООХ Й УФБОПЧЙФЕУШ Ч УФТПК. дПЧПМШУФЧЙЕ РПМХЮЙФЕ ОБ РТЙЧБМЕ.

    ыПЖЕТ ВЩМП ДЧЙОХМУС, РПФПН ПУФБОПЧЙМУС Й ЧПРТПУЙФЕМШОП РПУНПФТЕМ ОБ УЧПЕЗП РПМЛПЧОЙЛБ, ОП ФПФ РП-РТЕЦОЕНХ УФПСМ, ПРХУФЙЧ ЗМБЪБ Ч ЪЕНМА.

    ЙДЙФЕ! - РПЧЕМЙФЕМШОП УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - чЩ УЧПВПДОЩ.

    ыПЖЕТ ХЫЕМ. оБУФХРЙМБ ФСЦЕМБС ФЙЫЙОБ.

    ЪБЮЕН ЧБН РПОБДПВЙМПУШ РТЙ НОЕ УРТБЫЙЧБФШ ЕЗП? нПЗМЙ ВЩ УРТПУЙФШ НЕОС, ОЕ ЛПНРТПНЕФЙТХС РЕТЕД ЛТБУОПБТНЕКГЕН.

    Б С УРТПУЙМ ЕЗП РПФПНХ, ЮФП ВПМШЫЕ ДПЧЕТСА ТБУУЛБЪХ ВПКГБ У ЛТБУОПБТНЕКУЛПК ЛОЙЦЛПК, ЮЕН ТБУУЛБЪХ РЕТЕПДЕФПЗП РПМЛПЧОЙЛБ ВЕЪ ЪОБЛПЧ ТБЪМЙЮЙС Й ДПЛХНЕОФПЧ, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - фЕРЕТШ НОЕ, РП ЛТБКОЕК НЕТЕ, СУОБ ЛБТФЙОБ. рТЙЕИБМЙ Ч ДЙЧЙЪЙА РТПУМЕДЙФШ ЪБ ЧЩРПМОЕОЙЕН РТЙЛБЪПЧ ЛПНБОДХАЭЕЗП БТНЙЕК. фБЛ ЙМЙ ОЕ ФБЛ?

    ФБЛ, - ХРТСНП ЗМСДС Ч ЪЕНМА, УЛБЪБМ вБТБОПЧ.

    Б ЧНЕУФП ЬФПЗП ХДТБМЙ РТЙ РЕТЧПК ПРБУОПУФЙ! чУЕ ВТПУЙМЙ Й ХДТБМЙ. фБЛ ЙМЙ ОЕ ФБЛ?

    ОЕ УПЧУЕН.

    ОЕ УПЧУЕН? б ЛБЛ?

    оП вБТБОПЧ НПМЮБМ. лБЛ ОЙ УЙМШОП ЮХЧУФЧПЧБМ ПО УЕВС ПУЛПТВМЕООЩН, ЧПЪТБЦБФШ ВЩМП ОЕЮЕЗП.

    УЛПНРТПНЕФЙТПЧБМ С ЕЗП РЕТЕД ЛТБУОПБТНЕКГЕН! фЩ УМЩЫЙЫШ, ыНБЛПЧ? - РПЧЕТОХМУС уЕТРЙМЙО Л ыНБЛПЧХ. - уНЕИХ РПДПВОП! пО УФТХУЙМ, УОСМ У УЕВС РТЙ ЛТБУОПБТНЕКГЕ ЛПНБОДЙТУЛХА ЗЙНОБУФЕТЛХ, ВТПУЙМ ДПЛХНЕОФЩ, Б С ЕЗП, ПЛБЪЩЧБЕФУС, УЛПНРТПНЕФЙТПЧБМ. оЕ С ЧБУ УЛПНРТПНЕФЙТПЧБМ РЕТЕД ЛТБУОПБТНЕКГЕН, Б ЧЩ УЧПЙН РПЪПТОЩН РПЧЕДЕОЙЕН УЛПНРТПНЕФЙТПЧБМЙ РЕТЕД ЛТБУОПБТНЕКГЕН ЛПНБОДОЩК УПУФБЧ БТНЙЙ. еУМЙ НОЕ ОЕ ЙЪНЕОСЕФ РБНСФШ, ЧЩ ВЩМЙ ЮМЕОПН РБТФЙЙ. юФП, РБТФЙКОЩК ВЙМЕФ ФПЦЕ УПЦЗМЙ?

    ЧУЕ УЗПТЕМП, - ТБЪЧЕМ ТХЛБНЙ вБТБОПЧ.

    ЧЩ ЗПЧПТЙФЕ, ЮФП УМХЮБКОП ЪБВЩМЙ Ч ЗЙНОБУФЕТЛЕ ЧУЕ ДПЛХНЕОФЩ? - ФЙИП УРТПУЙМ ЧРЕТЧЩЕ ЧУФХРЙЧЫЙК Ч ЬФПФ ТБЪЗПЧПТ ыНБЛПЧ.

    УМХЮБКОП.

    Б РП-НПЕНХ, ЧЩ МЦЕФЕ. рП-НПЕНХ, ЕУМЙ ВЩ ЧБЫ ЧПДЙФЕМШ ОБРПНОЙМ ЧБН П ОЙИ, ЧЩ ВЩ ЧУЕ ТБЧОП ЙЪВБЧЙМЙУШ ПФ ОЙИ РТЙ РЕТЧПН ХДПВОПН УМХЮБЕ.

    ДМС ЮЕЗП? - УРТПУЙМ вБТБОПЧ.

    ЬФП ХЦ ЧБН ЧЙДОЕЕ.

    ОП С ЦЕ У ПТХЦЙЕН ЫЕМ.

    ЕУМЙ ЧЩ ДПЛХНЕОФЩ УПЦЗМЙ, ЛПЗДБ ОБУФПСЭЕК ПРБУОПУФЙ Й ВМЙЪЛП ОЕ ВЩМП, ФП ПТХЦЙЕ ВТПУЙМЙ ВЩ РЕТЕД РЕТЧЩН ОЕНГЕН.

    ПО ПТХЦЙЕ УЕВЕ ПУФБЧЙМ РПФПНХ, ЮФП Ч МЕУХ ЧПМЛПЧ ВПСМУС, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО.

    С РТПФЙЧ ОЕНГЕЧ ПУФБЧЙМ ПТХЦЙЕ, РТПФЙЧ ОЕНГЕЧ! - ОЕТЧОП ЧЩЛТЙЛОХМ вБТБОПЧ.

    ОЕ ЧЕТА, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - х ЧБУ, Х ЫФБВОПЗП ЛПНБОДЙТБ, ГЕМБС ДЙЧЙЪЙС РПД ТХЛБНЙ ВЩМБ, ФБЛ ЧЩ ЙЪ ОЕЕ ХДТБМЙ! лБЛ ЦЕ ЧБН ПДОПНХ У ОЕНГБНЙ ЧПЕЧБФШ?

    ЖЕДПТ жЕДПТПЧЙЮ, П ЮЕН ДПМЗП ЗПЧПТЙФШ? с ОЕ НБМШЮЙЛ, ЧУЕ РПОЙНБА, - ЧДТХЗ ФЙИП УЛБЪБМ вБТБОПЧ.

    оП ЙНЕООП ЬФП ЧОЕЪБРОПЕ УНЙТЕОЙЕ, УМПЧОП ЮЕМПЧЕЛ, ФПМШЛП ЮФП УЮЙФБЧЫЙК ОХЦОЩН ПРТБЧДЩЧБФШУС ЙЪП ЧУЕИ УЙМ, ЧДТХЗ ТЕЫЙМ, ЮФП ЕНХ РПМЕЪОЕК ЪБЗПЧПТЙФШ РП-ДТХЗПНХ, ЧЩЪЧБМП Х уЕТРЙМЙОБ ПУФТЩК РТЙМЙЧ ОЕДПЧЕТЙС.

    ЮФП ЧЩ РПОЙНБЕФЕ?

    УЧПА ЧЙОХ. с УНПА ЕЕ ЛТПЧША. дБКФЕ НОЕ ТПФХ, ОБЛПОЕГ, ЧЪЧПД, С ЦЕ ЧУЕ-ФБЛЙ ОЕ Л ОЕНГБН ЫЕМ, Б Л УЧПЙН, Ч ЬФП НПЦЕФЕ РПЧЕТЙФШ?

    ОЕ ЪОБА, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - рП-НПЕНХ, ОЙ Л ЛПНХ ЧЩ ОЕ ЫМЙ. рТПУФП ЫМЙ Ч ЪБЧЙУЙНПУФЙ ПФ ПВУФПСФЕМШУФЧ, ЛБЛ ПВЕТОЕФУС...

    С РТПЛМЙОБА ФПФ ЮБУ, ЛПЗДБ УЦЕЗ ДПЛХНЕОФЩ... - УОПЧБ ОБЮБМ вБТБОПЧ, ОП уЕТРЙМЙО РЕТЕВЙМ ЕЗП:

    ЮФП УЕКЮБУ ЦБМЕЕФЕ - ЧЕТА. цБМЕЕФЕ, ЮФП РПФПТПРЙМЙУШ, РПФПНХ ЮФП Л УЧПЙН РПРБМЙ, Б ЕУМЙ ВЩ ЧЩЫМП ЙОБЮЕ - ОЕ ЪОБА, ЦБМЕМЙ ВЩ. лБЛ, ЛПНЙУУБТ, - ПВТБФЙМУС ПО Л ыНБЛПЧХ, - ДБДЙН ЬФПНХ ВЩЧЫЕНХ РПМЛПЧОЙЛХ РПД ЛПНБОДХ ТПФХ?

    ОЕФ, - УЛБЪБМ ыНБЛПЧ.

    РП-НПЕНХ, ФПЦЕ. рПУМЕ ЧУЕЗП, ЮФП ЧЩЫМП, С УЛПТЕК ДПЧЕТА ЧБЫЕНХ ЧПДЙФЕМА ЛПНБОДПЧБФШ ЧБНЙ, ЮЕН ЧБН ЙН! - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО Й ЧРЕТЧЩЕ ОБ РПМФПОБ НСЗЮЕ ЧУЕЗП УЛБЪБООПЗП ДП ЬФПЗП ПВТБФЙМУС Л вБТБОПЧХ: - рПКДЙФЕ Й УФБОШФЕ Ч УФТПК У ЬФЙН ЧБЫЙН ОПЧЕОШЛЙН БЧФПНБФПН Й РПРТПВХКФЕ, ЛБЛ ЧЩ ЗПЧПТЙФЕ, УНЩФШ УЧПА ЧЙОХ ЛТПЧША... ОЕНГЕЧ, - РПУМЕ РБХЪЩ ДПВБЧЙМ ПО. - б РПОБДПВЙФУС - Й УЧПЕК. дБООПК ОБН ЪДЕУШ У ЛПНЙУУБТПН ЧМБУФША ЧЩ ТБЪЦБМПЧБОЩ Ч ТСДПЧЩЕ ДП ФЕИ РПТ, РПЛБ ОЕ ЧЩКДЕН Л УЧПЙН. б ФБН ЧЩ ПВЯСУОЙФЕ УЧПЙ РПУФХРЛЙ, Б НЩ - УЧПЕ УБНПХРТБЧУФЧП.

    ЧУЕ? вПМШЫЕ ЧБН ОЕЮЕЗП НОЕ УЛБЪБФШ? - РПДОСЧ ОБ уЕТРЙМЙОБ ЪМЩЕ ЗМБЪБ, УРТПУЙМ вБТБОПЧ.

    юФП-ФП ДТПЗОХМП Ч МЙГЕ уЕТРЙМЙОБ РТЙ ЬФЙИ УМПЧБИ; ПО ДБЦЕ ОБ УЕЛХОДХ ЪБЛТЩМ ЗМБЪБ, ЮФПВЩ УРТСФБФШ ЙИ ЧЩТБЦЕОЙЕ.

    УЛБЦЙФЕ УРБУЙВП, ЮФП ЪБ ФТХУПУФШ ОЕ ТБУУФТЕМСМЙ, - ЧНЕУФП уЕТРЙМЙОБ ПФТЕЪБМ ыНБЛПЧ.

    УЙОГПЧ, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО, ПФЛТЩЧБС ЗМБЪБ, - ЪБОЕУЙФЕ Ч УРЙУЛЙ ЮБУФЙ ВПКГБ вБТБОПЧБ. рПКДЙФЕ У ОЙН, - ПО ЛЙЧОХМ Ч УФПТПОХ вБТБОПЧБ, - Л МЕКФЕОБОФХ иПТЩЫЕЧХ Й УЛБЦЙФЕ ЕНХ, ЮФП ВПЕГ вБТБОПЧ РПУФХРБЕФ Ч ЕЗП ТБУРПТСЦЕОЙЕ.

    ФЧПС ЧМБУФШ, жЕДПТ жЕДПТПЧЙЮ, ЧУЕ ЧЩРПМОА, ОП ОЕ ЦДЙ, ЮФП С ФЕВЕ ЬФП ЪБВХДХ.

    уЕТРЙМЙО ЪБМПЦЙМ ЪБ УРЙОХ ТХЛЙ, ИТХУФОХМ ЙНЙ Ч ЪБРСУФШСИ Й РТПНПМЮБМ.

    РПКДЕНФЕ УП НОПК, - УЛБЪБМ вБТБОПЧХ уЙОГПЧ, Й ПОЙ УФБМЙ ДПЗПОСФШ ХЫЕДЫХА ЧРЕТЕД ЛПМПООХ.

    ыНБЛПЧ РТЙУФБМШОП РПУНПФТЕМ ОБ уЕТРЙМЙОБ. уБН ЧЪЧПМОПЧБООЩК РТПЙУЫЕДЫЙН, ПО ЮХЧУФЧПЧБМ, ЮФП уЕТРЙМЙО РПФТСУЕО ЕЭЕ ВПМШЫЕ. чЙДЙНП, ЛПНВТЙЗ ФСЦЕМП РЕТЕЦЙЧБМ РПЪПТОПЕ РПЧЕДЕОЙЕ УФБТПЗП УПУМХЦЙЧГБ, П ЛПФПТПН, ОБЧЕТОП, ТБОШЫЕ ВЩМ УПЧУЕН ДТХЗПЗП, ЧЩУПЛПЗП НОЕОЙС.

    ЖЕДПТ жЕДПТПЧЙЮ!

    ЮФП? - УМПЧОП УРТПУПОПЛ, ДБЦЕ ЧЪДТПЗОХЧ, ПФПЪЧБМУС уЕТРЙМЙО: ПО РПЗТХЪЙМУС Ч УЧПЙ НЩУМЙ Й ЪБВЩМ, ЮФП ыНБЛПЧ ЙДЕФ ТСДПН У ОЙН, РМЕЮП Ч РМЕЮП.

    ЮЕЗП ТБУУФТПЙМУС? дПМЗП ЧНЕУФЕ УМХЦЙМЙ? иПТПЫП ЕЗП ЪОБМЙ?

    уЕТРЙМЙО РПУНПФТЕМ ОБ ыНБЛПЧБ ТБУУЕСООЩН ЧЪЗМСДПН Й ПФЧЕФЙМ У ОЕРПИПЦЕК ОБ УЕВС, ХДЙЧЙЧЫЕК ЛПНЙУУБТБ ХЛМПОЮЙЧПУФША:

    Б НБМП МЙ ЛФП ЛПЗП ЪОБМ! дБЧБКФЕ МХЮЫЕ ДП РТЙЧБМБ ЫБЗХ РТЙВБЧЙН!

    ыНБЛПЧ, ОЕ МАВЙЧЫЙК ОБЧСЪЩЧБФШУС, ЪБНПМЮБМ, Й ПОЙ ПВБ, РТЙВБЧЙЧ ЫБЗХ, ДП УБНПЗП РТЙЧБМБ ЫМЙ ТСДПН, ОЕ ЗПЧПТС ОЙ УМПЧБ, ЛБЦДЩК ЪБОСФЩК УЧПЙНЙ НЩУМСНЙ.

    ыНБЛПЧ ОЕ ХЗБДБМ. иПФС вБТБОПЧ ДЕКУФЧЙФЕМШОП УМХЦЙМ У уЕТРЙМЙОЩН Ч БЛБДЕНЙЙ, уЕТРЙМЙО ОЕ ФПМШЛП ВЩМ П ОЕН ОЕ ЧЩУПЛПЗП НОЕОЙС, Б, ОБПВПТПФ, ВЩМ УБНПЗП ДХТОПЗП. пО УЮЙФБМ вБТБОПЧБ ОЕ МЙЫЕООЩН УРПУПВОПУФЕК ЛБТШЕТЙУФПН, ЙОФЕТЕУПЧБЧЫЙНУС ОЕ РПМШЪПК БТНЙЙ, Б МЙЫШ УПВУФЧЕООЩН РТПДЧЙЦЕОЙЕН РП УМХЦВЕ. рТЕРПДБЧБС Ч БЛБДЕНЙЙ, вБТБОПЧ ЗПФПЧ ВЩМ УЕЗПДОС РПДДЕТЦЙЧБФШ ПДОХ ДПЛФТЙОХ, Б ЪБЧФТБ ДТХЗХА, ОБЪЩЧБФШ ВЕМПЕ ЮЕТОЩН Й ЮЕТОПЕ ВЕМЩН. мПЧЛП РТЙНЕОССУШ Л ФПНХ, ЮФП, ЛБЛ ЕНХ ЛБЪБМПУШ, НПЗМП РПОТБЧЙФШУС "ОБЧЕТИХ", ПО ОЕ ВТЕЪЗПЧБМ РПДДЕТЦЙЧБФШ ДБЦЕ РТСНЩЕ ЪБВМХЦДЕОЙС, ПУОПЧБООЩЕ ОБ ОЕЪОБОЙЙ ЖБЛФПЧ, ЛПФПТЩЕ УБН ПО РТЕЛТБУОП ЪОБМ.

    еЗП ЛПОШЛПН ВЩМЙ ДПЛМБДЩ Й УППВЭЕОЙС ПВ БТНЙСИ РТЕДРПМБЗБЕНЩИ РТПФЙЧОЙЛПЧ; ЧЩЙУЛЙЧБС ДЕКУФЧЙФЕМШОЩЕ Й НОЙНЩЕ УМБВПУФЙ, ПО ХЗПДМЙЧП ЪБНБМЮЙЧБМ ЧУЕ УЙМШОЩЕ Й ПРБУОЩЕ УФПТПОЩ ВХДХЭЕЗП ЧТБЗБ. уЕТРЙМЙО, ОЕУНПФТС ОБ ЧУА ФПЗДБЫОАА УМПЦОПУФШ ТБЪЗПЧПТПЧ ОБ ФБЛЙЕ ФЕНЩ, ДЧБЦДЩ ПВТХЗБМ ЪБ ЬФП вБТБОПЧБ У ЗМБЪХ ОБ ЗМБЪ, Б Ч ФТЕФЙК ТБЪ РХВМЙЮОП.

    еНХ РПФПН РТЙЫМПУШ ЧУРПНОЙФШ ПВ ЬФПН РТЙ УПЧЕТЫЕООП ОЕПЦЙДБООЩИ ПВУФПСФЕМШУФЧБИ; Й ПДЙО ВПЗ ЪОБЕФ, ЛБЛПЗП ФТХДБ УФПЙМП ЕНХ УЕКЮБУ, ЧП ЧТЕНС ТБЪЗПЧПТБ У вБТБОПЧЩН, ОЕ ЧЩТБЪЙФШ ЧУЕЗП ФПЗП, ЮФП ЧДТХЗ ЧУЛПМЩИОХМПУШ Ч ЕЗП ДХЫЕ.

    пО ОЕ ЪОБМ, РТБЧ ПО ЙМЙ ОЕ РТБЧ, ДХНБС П вБТБОПЧЕ ФП, ЮФП ПО П ОЕН ДХНБМ, ОП ЪБФП ПО ФЧЕТДП ЪОБМ, ЮФП УЕКЮБУ ОЕ ЧТЕНС Й ОЕ НЕУФП ДМС ЧПУРПНЙОБОЙК, ИПТПЫЙИ ЙМЙ РМПИЙИ - ВЕЪТБЪМЙЮОП!

    уБНЩН ФТХДОЩН Ч ЙИ ТБЪЗПЧПТЕ ВЩМП НЗОПЧЕОЙЕ, ЛПЗДБ вБТБОПЧ ЧДТХЗ ЧПРТПУЙФЕМШОП Й ЪМП ЗМСОХМ ЕНХ РТСНП Ч ЗМБЪБ. оП, ЛБЦЕФУС, ПО ЧЩДЕТЦБМ Й ЬФПФ ЧЪЗМСД, Й вБТБОПЧ ХЫЕМ ХУРПЛПЕООЩК, РП ЛТБКОЕК НЕТЕ УХДС РП ЕЗП РТПЭБМШОПК ОБЗМПК ЖТБЪЕ.

    юФП Ц, РХУФШ ФБЛ! пО, уЕТРЙМЙО, ОЕ ЦЕМБЕФ Й ОЕ НПЦЕФ ЙНЕФШ ОЙЛБЛЙИ МЙЮОЩИ УЮЕФПЧ У ОБИПДСЭЙНУС Х ОЕЗП Ч РПДЮЙОЕОЙЙ ВПКГПН вБТБОПЧЩН. еУМЙ ФПФ ВХДЕФ ИТБВТП ДТБФШУС, уЕТРЙМЙО РПВМБЗПДБТЙФ ЕЗП РЕТЕД УФТПЕН; ЕУМЙ ФПФ ЮЕУФОП УМПЦЙФ ЗПМПЧХ, уЕТРЙМЙО ДПМПЦЙФ ПВ ЬФПН; ЕУМЙ ФПФ УФТХУЙФ Й РПВЕЦЙФ, уЕТРЙМЙО РТЙЛБЦЕФ ТБУУФТЕМСФШ ЕЗП, ФБЛ ЦЕ ЛБЛ РТЙЛБЪБМ ВЩ ТБУУФТЕМСФШ ЧУСЛПЗП ДТХЗПЗП. чУЕ РТБЧЙМШОП. оП ЛБЛ ФСЦЕМП ОБ ДХЫЕ!

    рТЙЧБМ УДЕМБМЙ ПЛПМП МАДУЛПЗП ЦЙМШС, ЧРЕТЧЩЕ ЪБ ДЕОШ РПРБЧЫЕЗПУС Ч МЕУХ. оБ ЛТБА ТБУРБИБООПК РПД ПЗПТПД РХУФПЫЙ УФПСМБ УФБТБС ЙЪВБ МЕУОЙЛБ. фХФ ЦЕ, ОЕРПДБМЕЛХ, ВЩМ Й ЛПМПДЕГ, ПВТБДПЧБЧЫЙК ЙУФПНМЕООЩИ ЦБТПК МАДЕК.

    уЙОГПЧ, ПФЧЕДС вБТБОПЧБ Л иПТЩЫЕЧХ, ЪБЫЕМ Ч ЙЪВХ. пОБ УПУФПСМБ ЙЪ ДЧХИ ЛПНОБФ; ДЧЕТШ ЧП ЧФПТХА ВЩМБ ЪБЛТЩФБ; ПФФХДБ УМЩЫБМУС РТПФСЦОЩК, ОПАЭЙК ЦЕОУЛЙК РМБЮ. рЕТЧБС ЛПНОБФБ ВЩМБ ПЛМЕЕОБ РП ВТЕЧОБН УФБТЩНЙ ЗБЪЕФБНЙ. ч РТБЧПН ХЗМХ ЧЙУЕМБ ВПЦОЙГБ У ВЕДОЩНЙ, ВЕЪ ТЙЪ, ЙЛПОБНЙ. оБ ЫЙТПЛПК МБЧЛЕ ТСДПН У ДЧХНС ЛПНБОДЙТБНЙ, ЪБЫЕДЫЙНЙ Ч ЙЪВХ ТБОШЫЕ уЙОГПЧБ, ОЕРПДЧЙЦОП Й ВЕЪНПМЧОП УЙДЕМ УФТПЗЙК ЧПУШНЙДЕУСФЙМЕФОЙК УФБТЙЛ, ПДЕФЩК ЧП ЧУЕ ЮЙУФПЕ - ВЕМХА ТХВБИХ Й ВЕМЩЕ РПТФЩ. чУЕ МЙГП ЕЗП ВЩМП ЙЪТЕЪБОП НПТЭЙОБНЙ, ЗМХВПЛЙНЙ, ЛБЛ ФТЕЭЙОЩ, Б ОБ ИХДПК ЫЕЕ ОБ ЙУФЕТФПК НЕДОПК ГЕРПЮЛЕ ЧЙУЕМ ОБФЕМШОЩК ЛТЕУФ.

    нБМЕОШЛБС АТЛБС ВБВЛБ, ОБЧЕТОПЕ, ТПЧЕУОЙГБ УФБТЙЛБ РП ЗПДБН, ОП ЛБЪБЧЫБСУС ЗПТБЪДП НПМПЦЕ ЕЗП ЙЪ-ЪБ УЧПЙИ ВЩУФТЩИ ДЧЙЦЕОЙК, ЧУФТЕФЙМБ уЙОГПЧБ РПЛМПОПН, УОСМБ У ЪБЧЕЫЕООПК ТХЫОЙЛПН УФЕООПК РПМЛЙ ЕЭЕ ПДЙО ЗТБОЕОЩК УФБЛБО Й РПУФБЧЙМБ ЕЗП РЕТЕД уЙОГПЧЩН ОБ УФПМ, ЗДЕ ХЦЕ УФПСМЙ ДЧБ УФБЛБОБ Й ВБДЕКЛБ. дП РТЙИПДБ уЙОГПЧБ ВБВЛБ ХЗПЭБМБ НПМПЛПН ЪБЫЕДЫЙИ Ч ЙЪВХ ЛПНБОДЙТПЧ.

    уЙОГПЧ УРТПУЙМ Х ОЕЕ, ОЕМШЪС МЙ ЮЕЗП-ОЙВХДШ УПВТБФШ РПЛХЫБФШ ДМС ЛПНБОДЙТБ Й ЛПНЙУУБТБ ДЙЧЙЪЙЙ, ДПВБЧЙЧ, ЮФП ИМЕВ Х ОЙИ ЕУФШ УЧПК.

    ЮЕН ЦЕ ХЗПУФЙФШ ФЕРЕТШ, НПМПЮЛПН ФПМШЛП. - вБВЛБ УПЛТХЫЕООП ТБЪЧЕМБ ТХЛБНЙ. - тБЪЧЕ ЮФП РЕЮШ ТБЪЦЕЮШ, ЛБТФПЫЛЙ УЧБТЙФШ, ЛПМЙ ЧТЕНС ЕУФШ.

    уЙОГПЧ ОЕ ЪОБМ, ИЧБФЙФ МЙ ЧТЕНЕОЙ, ОП УЧБТЙФШ ЛБТФПЫЛЙ ОБ ЧУСЛЙК УМХЮБК РПРТПУЙМ.

    УФБТБС ЛБТФПЫЛБ ПУФБМБУШ ЕЭЕ, РТПЫМПЗПДОСС... - УЛБЪБМБ ВБВЛБ Й УФБМБ ИМПРПФБФШ Х РЕЮЛЙ.

    уЙОГПЧ ЧЩРЙМ УФБЛБО НПМПЛБ; ЕНХ ИПФЕМПУШ ЧЩРЙФШ ЕЭЕ, ОП, ЪБЗМСОХЧ Ч ВБДЕКЛХ, Ч ЛПФПТПК ПУФБМПУШ НЕОШЫЕ РПМПЧЙОЩ, ПО РПУФЕУОСМУС. пВБ ЛПНБОДЙТБ, ЛПФПТЩН ФПЦЕ, ОБЧЕТОПЕ, ИПФЕМПУШ ЧЩРЙФШ ЕЭЕ РП УФБЛБОХ, РТПУФЙМЙУШ Й ЧЩЫМЙ. уЙОГПЧ ПУФБМУС У ВБВЛПК Й УФБТЙЛПН. рПУХЕФЙЧЫЙУШ Х РЕЮЛЙ Й РПДМПЦЙЧ РПД ДТПЧБ МХЮЙОХ, ВБВЛБ РПЫМБ Ч УПУЕДОАА ЛПНОБФХ Й ЮЕТЕЪ НЙОХФХ ЧЕТОХМБУШ УП УРЙЮЛБНЙ. пВБ ТБЪБ, ЛПЗДБ ПОБ ПФЛТЩЧБМБ Й ЪБЛТЩЧБМБ ДЧЕТШ, ЗТПНЛЙК ОПАЭЙК РМБЮ ЧУРМЕУЛБНЙ ЧЩТЩЧБМУС ПФФХДБ.

    ЮФП ЬФП Х ЧБУ, ЛФП РМБЮЕФ? - УРТПУЙМ уЙОГПЧ.

    ДХОШЛБ ЗПМПУЙФ, ЧОХЮЛБ НПС. х ОЕК РБТОС ХВЙМП. пО УХИПТХЛПК, ЕЗП ОБ ЧПКОХ ОЕ ЧЪСМЙ. рПЗОБМЙ ЙЪ оЕМЙДПЧБ ЛПМИПЪОПЕ УФБДП, ПО УП УФБДПН РПЫЕМ, Й, ЛБЛ ЫПУУЕ РЕТЕИПДЙМЙ, РП ОЙН ВПНВЩ УВТПУЙМЙ Й ХВЙМЙ. чФПТПК ДЕОШ ЧПЕФ, - ЧЪДПИОХМБ ВБВЛБ.

    пОБ ТБЪПЦЗМБ МХЮЙОХ, РПУФБЧЙМБ ОБ ПЗПОШ ЮХЗХОПЛ У ХЦЕ ЪБТБОЕЕ, ОБЧЕТОПЕ ДМС УЕВС, РПНЩФПК ЛБТФПЫЛПК, РПФПН УЕМБ ТСДПН УП УЧПЙН УФБТЙЛПН ОБ МБЧЛЕ Й, ПВМПЛПФСУШ ОБ УФПМ, РТЙЗПТАОЙМБУШ.

    ЧУЕ Х ОБУ ОБ ЧПКОЕ. уЩОЩ ОБ ЧПКОЕ, ЧОХЛЙ ОБ ЧПКОЕ. б УЛПТП МЙ ОЕНЕГ УАДБ РТЙДЕФ, Б?

    ОЕ ЪОБА.

    Б ФП РТЙИПДЙМЙ ЙЪ оЕМЙДПЧБ, ЗПЧПТЙМЙ, ЮФП ОЕНЕГ ХЦЕ Ч юБХУБИ ВЩМ.

    ОЕ ЪОБА. - уЙОГПЧ Й Ч УБНПН ДЕМЕ ОЕ ЪОБМ, ЮФП ПФЧЕФЙФШ.

    ДПМЦОП, УЛПТП, - УЛБЪБМБ ВБВЛБ. - уФБДБ ХЦЕ РСФШ ДЕО, ЛБЛ ЗПОАФ, ЪТС ВЩ ОЕ УФБМЙ. й НЩ ЧПФ, - РПЛБЪБМБ ПОБ УХИПОШЛПК ТХЛПК ОБ ВБДЕКЛХ, - РПУМЕДОЕЕ НПМПЮЛП РШЕН. фПЦЕ ЛПТПЧХ ПФДБМЙ. рХУФШ ЗПОАФ, ДБУФ ВПЗ, ЛПЗДБ Й ПВТБФОП РТЙЗПОАФ. уПУЕДЛБ ЗПЧПТЙМБ, Ч оЕМЙДПЧЕ ОБТПДХ НБМП ПУФБМПУШ, ЧУЕ ХИПДАФ...

    пОБ ЗПЧПТЙМБ ЧУЕ ЬФП, Б УФБТЙЛ УЙДЕМ Й НПМЮБМ; ЪБ ЧУЕ ЧТЕНС, ЮФП уЙОГПЧ ВЩМ Ч ЙЪВЕ, ПО ФБЛ Й ОЕ УЛБЪБМ ОЙ ПДОПЗП УМПЧБ. пО ВЩМ ПЮЕОШ УФБТ Й, ЛБЪБМПУШ, ИПФЕМ ХНЕТЕФШ ФЕРЕТШ ЦЕ, ОЕ ДПЦЙДБСУШ, ЛПЗДБ ЧУМЕД ЪБ ЬФЙНЙ МАДШНЙ Ч ЛТБУОПБТНЕКУЛПК ЖПТНЕ Ч ЕЗП ЙЪВХ ЪБКДХФ ОЕНГЩ. й ФБЛБС ЗТХУФШ ПИЧБФЩЧБМБ РТЙ ЧЪЗМСДЕ ОБ ОЕЗП, ФБЛБС ФПУЛБ УМЩЫБМБУШ Ч ОПАЭЕН ЦЕОУЛПН ТЩДБОЙЙ ЪБ УФЕОПК, ЮФП уЙОГПЧ ОЕ ЧЩДЕТЦБМ Й ЧЩЫЕМ, УЛБЪБЧ, ЮФП УЕКЮБУ ЧЕТОЕФУС.

    еДЧБ УРХУФЙЧЫЙУШ У ЛТЩМШГБ, ПО ХЧЙДЕМ РПДИПДЙЧЫЕЗП Л ЙЪВЕ уЕТРЙМЙОБ.

    ФПЧБТЙЭ ЛПНВТЙЗ... - ОБЮБМ ПО.

    оП, ПРЕТЕДЙЧ ЕЗП, Л уЕТРЙМЙОХ РПДВЕЦБМБ ДБЧЕЫОСС НБМЕОШЛБС ЧТБЮЙИБ Й, ЧПМОХСУШ, УЛБЪБМБ, ЮФП РПМЛПЧОЙЛ ъБКЮЙЛПЧ РТПУЙМ УЕКЮБУ ЦЕ РПДПКФЙ Л ОЕНХ.

    РПФПН ЪБКДХ, ЕУМЙ ХУРЕА, - НБИОХМ ТХЛПК уЕТРЙМЙО Ч ПФЧЕФ ОБ РТПУШВХ уЙОГПЧБ ЪБКФЙ ПФДПИОХФШ Ч ЙЪВЕ Й УЧЙОГПЧЩНЙ ЫБЗБНЙ РПЫЕМ ЪБ НБМЕОШЛПК ЧТБЮЙИПК.

    ъБКЮЙЛПЧ МЕЦБМ ОБ ОПУЙМЛБИ Ч ФЕОЙ, РПД ЗХУФЩНЙ ЛХУФБНЙ ПТЕЫОЙЛБ. еЗП ФПМШЛП ЮФП ОБРПЙМЙ ЧПДПК; ОБЧЕТОПЕ, ПО ЗМПФБМ ЕЕ У ФТХДПН: ЧПТПФОЙЛ ЗЙНОБУФЕТЛЙ Й РМЕЮЙ ВЩМЙ Х ОЕЗП НПЛТЩЕ.

    С ЪДЕУШ, оЙЛПМБК рЕФТПЧЙЮ. - уЕТРЙМЙО УЕМ ОБ ЪЕНМА ТСДПН У ъБКЮЙЛПЧЩН.

    ъБКЮЙЛПЧ ПФЛТЩМ ЗМБЪБ ФБЛ НЕДМЕООП, УМПЧОП ДБЦЕ ЬФП ДЧЙЦЕОЙЕ ФТЕВПЧБМП ПФ ОЕЗП ОЕЙНПЧЕТОПЗП ХУЙМЙС.

    УМХЫБК, жЕДС, - ЫЕРПФПН УЛБЪБМ ПО, ЧРЕТЧЩЕ ФБЛ ПВТБЭБСУШ Л уЕТРЙМЙОХ, - ЪБУФТЕМЙ НЕОС. оЕФ УЙМ НХЮЙФШУС, ПЛБЦЙ ХУМХЗХ.

    ОЕ НПЗХ, - ДТПЗОХЧЫЙН ЗПМПУПН УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО.

    ЕУМЙ ВЩ С ФПМШЛП УБН НХЮЙМУС, Б ФП ЧУЕИ ПВТЕНЕОСА. - ъБКЮЙЛПЧ У ФТХДПН ЧЩДЩИБМ ЛБЦДПЕ УМПЧП.

    ОЕ НПЗХ, - РПЧФПТЙМ уЕТРЙМЙО.

    ДБК РЙУФПМЕФ, УБН ЪБУФТЕМАУШ.

    уЕТРЙМЙО НПМЮБМ.

    ПФЧЕФУФЧЕООПУФЙ ВПЙЫШУС?

    ОЕМШЪС ФЕВЕ УФТЕМСФШУС, - УПВТБМУС ОБЛПОЕГ У ДХИПН уЕТРЙМЙО, - ОЕ ЙНЕЕЫШ РТБЧБ. оБ МАДЕК РПДЕКУФЧХЕФ. еУМЙ В НЩ У ФПВПК ЧДЧПЕН ЫМЙ...

    пО ОЕ ДПЗПЧПТЙМ ЖТБЪЩ, ОП ХНЙТБАЭЙК ъБКЮЙЛПЧ ОЕ ФПМШЛП РПОСМ, ОП Й РПЧЕТЙМ, ЮФП, ВХДШ ПОЙ ЧДЧПЕН, уЕТРЙМЙО ОЕ ПФЛБЪБМ ВЩ ЕНХ Ч РТБЧЕ ЪБУФТЕМЙФШУС.

    БИ, ЛБЛ С НХЮБАУШ, - ПО ЪБЛТЩМ ЗМБЪБ, - ЛБЛ НХЮБАУШ, уЕТРЙМЙО, ЕУМЙ ВЩ ФЩ ЪОБМ, УЙМ НПЙИ ОЕФ! хУЩРЙ НЕОС, РТЙЛБЦЙ ЧТБЮХ, ЮФПВЩ ХУЩРЙМБ, С ЕЕ РТПУЙМ - ОЕ ДБЕФ, ЗПЧПТЙФ, ОЕФХ. фЩ РТПЧЕТШ, НПЦЕФ, ЧТЕФ?

    фЕРЕТШ ПО УОПЧБ МЕЦБМ ОЕРПДЧЙЦОП, ЪБЛТЩЧ ЗМБЪБ Й УЦБЧ ЗХВЩ. уЕТРЙМЙО ЧУФБМ Й, ПФПКДС Ч УФПТПОХ, РПДПЪЧБМ Л УЕВЕ ЧТБЮЙИХ.

    ВЕЪОБДЕЦОП? - УРТПУЙМ ПО ФЙИП.

    пОБ ФПМШЛП ЧУРМЕУОХМБ УЧПЙНЙ НБМЕОШЛЙНЙ ТХЮЛБНЙ.

    ЮФП ЧЩ УРТБЫЙЧБЕФЕ? с ХЦЕ ФТЙ ТБЪБ ДХНБМБ, ЮФП УПЧУЕН ХНЙТБЕФ. оЕУЛПМШЛП ЮБУПЧ ПУФБМПУШ ЦЙФШ, УБНПЕ ДПМЗПЕ.

    ЕУФШ Х ЧБУ ЮФП-ОЙВХДШ ХУЩРЙФШ ЕЗП? - ФЙИП, ОП ТЕЫЙФЕМШОП УРТПУЙМ уЕТРЙМЙО.

    чТБЮЙИБ ЙУРХЗБООП РПУНПФТЕМБ ОБ ОЕЗП ВПМШЫЙНЙ ДЕФУЛЙНЙ ЗМБЪБНЙ.

    ЬФП ОЕМШЪС!

    С ЪОБА, ЮФП ОЕМШЪС, ПФЧЕФУФЧЕООПУФШ НПС. еУФШ ЙМЙ ОЕФ?

    ОЕФ, - УЛБЪБМБ ЧТБЮЙИБ, Й ЕНХ РПЛБЪБМПУШ, ЮФП ПОБ ОЕ УПМЗБМБ.

    ОЕФ УЙМ УНПФТЕФШ, ЛБЛ ЮЕМПЧЕЛ НХЮБЕФУС.

    Б Х НЕОС, ДХНБЕФЕ, ЕУФШ УЙМЩ? - ПФЧЕФЙМБ ПОБ Й, ОЕПЦЙДБООП ДМС уЕТРЙМЙОБ, ЪБРМБЛБМБ, ТБЪНБЪЩЧБС УМЕЪЩ РП МЙГХ.

    уЕТРЙМЙО ПФЧЕТОХМУС ПФ ОЕЕ, РПДПЫЕМ Л ъБКЮЙЛПЧХ Й УЕМ ТСДПН, ЧЗМСДЩЧБСУШ Ч ЕЗП МЙГП.

    мЙГП ЬФП РЕТЕД УНЕТФША ПУХОХМПУШ Й ПФ ИХДПВЩ РПНПМПДЕМП. уЕТРЙМЙО ЧДТХЗ ЧУРПНОЙМ, ЮФП ъБКЮЙЛПЧ ОБ ГЕМЩИ ЫЕУФШ МЕФ НПМПЦЕ ЕЗП Й Л ЛПОГХ ЗТБЦДБОУЛПК ВЩМ ЕЭЕ НПМПДЩН ЛПНЧЪЧПДБ, ЛПЗДБ ПО, уЕТРЙМЙО, ХЦЕ ЛПНБОДПЧБМ РПМЛПН. й ПФ ЬФПЗП ДБМЕЛПЗП ЧПУРПНЙОБОЙС ЗПТЕЮШ УФБТЫЕЗП, Х ЛПФПТПЗП ХНЙТБЕФ ОБ ТХЛБИ НМБДЫЙК, ПИЧБФЙМБ ДХЫХ ПДОПЗП, ХЦЕ ОЕНПМПДПЗП, ЮЕМПЧЕЛБ ОБД ФЕМПН ДТХЗПЗП.

    "бИ, ъБКЮЙЛПЧ, ъБКЮЙЛПЧ, - РПДХНБМ уЕТРЙМЙО, - ОЕ ИЧБФБМ ЪЧЕЪД У ОЕВБ, ЛПЗДБ ВЩМ Х НЕОС ОБ УФБЦЙТПЧЛЕ, УМХЦЙМ РП-ТБЪОПНХ - Й МХЮЫЕ Й ИХЦЕ ДТХЗЙИ, РПФПН ЧПЕЧБМ ОБ ЖЙОУЛПК, ОБЧЕТОПЕ ИТБВТП: ДЧБ ПТДЕОБ ДБТПН ОЕ ДБДХФ, ДБ Й РПД нПЗЙМЕЧПН ОЕ УФТХУЙМ, ОЕ ТБУФЕТСМУС, ЛПНБОДПЧБМ, РПЛБ УФПСМ ОБ ОПЗБИ, Б ФЕРЕТШ ЧПФ МЕЦЙЫШ Й ХНЙТБЕЫШ ЪДЕУШ, Ч МЕУХ, Й ОЕ ЪОБЕЫШ Й ОЙЛПЗДБ ОЕ ХЪОБЕЫШ, ЛПЗДБ Й ЗДЕ ЛПОЮЙФУС ЬФБ ЧПКОБ... ОБ ЛПФПТПК ФЩ У УБНПЗП ОБЮБМБ ИМЕВОХМ ФБЛПЗП ЗПТС..."

    ИПФШ ВЩ ОПНЕТ ДЙЧЙЪЙЙ УПИТБОЙФШ, - ПФЛТЩЧ ЗМБЪБ Й ЪБНЕФЙЧ УЙДСЭЕЗП ТСДПН уЕТРЙМЙОБ, ЫЕРПФПН УЛБЪБМ ъБКЮЙЛПЧ.

    оЕФ, ПО ОЕ ВЩМ Ч ЪБВЩФШЙ, ПО МЕЦБМ Й ДХНБМ РПЮФЙ П ФПН ЦЕ, П ЮЕН ДХНБМ уЕТРЙМЙО.

    Б РПЮЕНХ ВЩ ЕЗП ОЕ УПИТБОЙФШ? - ХЧЕТЕООП УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - чЩОЕУЕН ЪОБНС, ЧЩКДЕН У ПТХЦЙЕН, ДПМПЦЙН, ЛБЛ ЧПЕЧБМЙ. рПЮЕНХ ЦЕ ОЕ УПИТБОЙФШ? нЩ ЕЗП ОЕ ЪБРСФОБМЙ Й ОЕ ЪБРСФОБЕН, ДБА ФЕВЕ ЛПННХОЙУФЙЮЕУЛПЕ УМПЧП...

    ЧУЕ В ОЙЮЕЗП, - ЪБЛТЩМ ЗМБЪБ ъБКЮЙЛПЧ, - ФПМШЛП ВПМШОП ПЮЕОШ. йДЙ, Х ФЕВС ДЕМБ! - УПЧУЕН ХЦЕ ФЙИП, ЮЕТЕЪ УЙМХ, РТПЗПЧПТЙМ ПО Й УОПЧБ ЪБЛХУЙМ ПФ ВПМЙ ЗХВХ...

    ч ЧПУЕНШ ЮБУПЧ ЧЕЮЕТБ ПФТСД уЕТРЙМЙОБ РПДПЫЕМ Л АЗП-ЧПУФПЮОПК ЮБУФЙ МЕУБ. дБМШЫЕ, УХДС РП ЛБТФЕ, ЫМП ЕЭЕ ДЧБ ЛЙМПНЕФТБ НЕМЛПМЕУШС, Б ЪБ ОЙН РТПМЕЗБМБ ЫПУУЕКОБС ДПТПЗБ, ЛПФПТХА ОЙЛБЛ ОЕМШЪС ВЩМП НЙОПЧБФШ. ъБ ДПТПЗПК ВЩМБ ДЕТЕЧОС, РПМПУБ РБИПФОЩИ ЪЕНЕМШ, Й МЙЫШ РПФПН ЧОПЧШ ОБЮЙОБМЙУШ МЕУБ. оЕ ДПИПДС ДП НЕМЛПМЕУШС, уЕТРЙМЙО ТБУРПМПЦЙМ МАДЕК ОБ ПФДЩИ, Ч РТЕДЧЙДЕОЙЙ ВПС Й ОПЮОПЗП РЕТЕИПДБ УТБЪХ ЧУМЕД ЪБ ВПЕН. мАДСН ОБДП ВЩМП РПДЛТЕРЙФШУС Й РПУРБФШ. нОПЗЙЕ ХЦЕ ДБЧОП ЕМЕ ЧПМПЮЙМЙ ОПЗЙ, ОП ЫМЙ ЙЪ РПУМЕДОЙИ УЙМ, ЪОБС, ЮФП ЕУМЙ ПОЙ ДП ЧЕЮЕТБ ОЕ ЧЩКДХФ Л ЫПУУЕ Й ОПЮША ОЕ РЕТЕУЕЛХФ ЕЗП, ФП ЧУЕ ЙИ РТЕЦОЙЕ ХУЙМЙС ВЕУУНЩУМЕООЩ - ЙН РТЙДЕФУС ЦДБФШ УМЕДХАЭЕК ОПЮЙ.

    пВПКДС ТБУРПМПЦЕОЙЕ ПФТСДБ, РТПЧЕТЙЧ ДПЪПТЩ Й ПФРТБЧЙЧ Л ЫПУУЕ ТБЪЧЕДЛХ, уЕТРЙМЙО Ч ПЦЙДБОЙЙ ЕЕ ЧПЪЧТБЭЕОЙС ТЕЫЙМ ПФДПИОХФШ. оП ЬФП ОЕ УТБЪХ ХДБМПУШ ЕНХ. еДЧБ ПО ПВМАВПЧБМ УЕВЕ НЕУФП ОБ ФТБЧЛЕ РПД ФЕОЙУФЩН ДЕТЕЧПН, ЛБЛ ыНБЛПЧ РПДУЕМ Л ОЕНХ Й, ЧЩФБЭЙЧ ЙЪ ЛБТНБОБ ЗБМЙЖЕ, УХОХМ ЕНХ Ч ТХЛХ РПЦХИМХА, ОБЧЕТОПЕ ХЦЕ ОЕУЛПМШЛП ДОЕК РТПЧБМСЧЫХАУС Ч МЕУХ, ОЕНЕГЛХА МЙУФПЧЛХ.

    ОБ, РПМАВПРЩФУФЧХК. вПКГЩ ОБЫМЙ, РТЙОЕУМЙ. дПМЦОП ВЩФШ, У УБНПМЕФПЧ УВТБУЩЧБАФ.

    уЕТРЙМЙО РТПФЕТ УМЙРБЧЫЙЕУС ПФ ВЕУУПООЙГЩ ЗМБЪБ Й ДПВТПУПЧЕУФОП РТПЮЕМ МЙУФПЧЛХ, ЧУА, ПФ ОБЮБМБ ДП ЛПОГБ. ч ОЕК УППВЭБМПУШ, ЮФП УФБМЙОУЛЙЕ БТНЙЙ ТБЪЗТПНМЕОЩ, ЮФП Ч РМЕО ЧЪСФП ЫЕУФШ НЙММЙПОПЧ ЮЕМПЧЕЛ, ЮФП ЗЕТНБОУЛЙЕ ЧПКУЛБ ЧЪСМЙ уНПМЕОУЛ Й РПДИПДСФ Л нПУЛЧЕ. ъБ ЬФЙН УМЕДПЧБМ ЧЩЧПД: ДБМШОЕКЫЕЕ УПРТПФЙЧМЕОЙЕ ВЕУРПМЕЪОП, Б ЪБ ЧЩЧПДПН ДЧБ ПВЕЭБОЙС: "УПИТБОЙФШ ЦЙЪОШ ДМС ЛБЦДПЗП, ЛФП ДПВТПЧПМШОП УДБУФУС Ч РМЕО, Ч ФПН ЮЙУМЕ ДМС ЛПНБОДОПЗП Й РПМЙФЙЮЕУЛПЗП УПУФБЧБ" Й "ЛПТНЙФШ РМЕООЩИ ФТЙ ТБЪБ Ч ДЕОШ Й УПДЕТЦБФШ ЙИ Ч ХУМПЧЙСИ, ПВЭЕРТЙОСФЩИ Ч ГЙЧЙМЙЪПЧБООПН НЙТЕ". оБ ПВТБФОПК УФПТПОЕ МЙУФПЧЛЙ ВЩМБ ПФФЙУОХФБ ТБЪНБЫЙУФБС УИЕНБ; ЙЪ ОБЪЧБОЙК ЗПТПДПЧ ОБ ОЕК ВЩМЙ ФПМШЛП нЙОУЛ, уНПМЕОУЛ Й нПУЛЧБ, ОП РП ПВЭЙН НБУЫФБВБН УЕЧЕТОБС УФТЕМБ ОБУФХРБЧЫЙИ ЗЕТНБОУЛЙИ БТНЙК ЪБЕЪЦБМБ ДБМЕЛП ЪБ чПМПЗДХ, Б АЦОБС РПРБДБМБ ЛПОГПН ЛХДБ-ФП НЕЦДХ рЕОЪПК Й фБНВПЧПН. уТЕДОСС УФТЕМБ, ЧРТПЮЕН, ЮХФШ-ЮХФШ ОЕ ДПУФБЧБМБ ДП нПУЛЧЩ - ЪБОСФШ нПУЛЧХ УПУФБЧЙФЕМЙ МЙУФПЧЛЙ ЧУЕ ЦЕ РПЛБ ОЕ ТЕЫЙМЙУШ.

    ДБ-Б, - ОБУНЕЫМЙЧП РТПФСОХМ уЕТРЙМЙО Й, УПЗОХЧ МЙУФПЧЛХ РПРПМБН, ЧЕТОХМ ыНБЛПЧХ. - дБЦЕ ФЕВЕ, ЛПНЙУУБТ, ПЛБЪЩЧБЕФУС, ЦЙЪОШ ПВЕЭБАФ. лБЛ, НПЦЕФ, УДБДЙНУС, Б?

    ДЕОЙЛЙОГЩ Й ФЕ РПХНОЕК ФБЛЙЕ ВХНБЦПОЛЙ УФТСРБМЙ. - ыНБЛПЧ РПЧЕТОХМУС Л уЙОГПЧХ Й УРТПУЙМ, ПУФБМЙУШ МЙ Х ОЕЗП УРЙЮЛЙ.

    уЙОГПЧ ЧЩФБЭЙМ ЙЪ ЛБТНБОБ УРЙЮЛЙ Й ИПФЕМ УЦЕЮШ РТПФСОХФХА ыНБЛПЧЩН МЙУФПЧЛХ ОЕ ЮЙФБС, ОП ыНБЛПЧ ПУФБОПЧЙМ ЕЗП:

    Б ФЩ РТПЮФЙ, ПОБ ОЕ ЪБТБЪОБС!

    уЙОГПЧ РТПЮЕМ МЙУФПЧЛХ У ЛБЛЙН-ФП ДБЦЕ УБНПЗП ЕЗП ХДЙЧЙЧЫЙН ВЕУЮХЧУФЧЙЕН. пО, уЙОГПЧ, РПЪБЧЮЕТБ Й ЧЮЕТБ УОБЮБМБ ЙЪ ЧЙОФПЧЛЙ, Б РПФПН ЙЪ ОЕНЕГЛПЗП БЧФПНБФБ УЧПЙНЙ ТХЛБНЙ ХВЙМ ДЧХИ ЖБЫЙУФПЧ, НПЦЕФ ВЩФШ, Й ВПМШЫЕ, ОП ДЧХИ ХВЙМ - ЬФП ФПЮОП; ПО ИПФЕМ Й ДБМШЫЕ ХВЙЧБФШ ЙИ, Й ЬФБ МЙУФПЧЛБ ОЕ ПФОПУЙМБУШ Л ОЕНХ...

    "уПИТБОЙФШ ЦЙЪОШ ДМС ЛБЦДПЗП... дМС ЛБЦДПЗП! фБЛ РП-ТХУУЛЙ ОЕ РЙЫХФ", - РПДХНБМ ПО Й, РПЮЙТЛБЧ УРЙЮЛПК РП ОЕРТПУПИЫЕНХ ЛПТПВЛХ, РПДЦЕЗ ЪБЛТХФЙЧЫЙКУС УРЙТБМША ХЗПМ МЙУФПЧЛЙ.

    фЕН ЧТЕНЕОЕН уЕТРЙМЙО РП-УПМДБФУЛЙ, ОЕ ФТБФС МЙЫОЕЗП ЧТЕНЕОЙ, ХУФТБЙЧБМУС ПФДПИОХФШ РПД ПВМАВПЧБООЩН ЙН ДЕТЕЧПН. л ХДЙЧМЕОЙА уЙОГПЧБ, УТЕДЙ ОЕНОПЗЙИ УБНЩИ ОЕПВИПДЙНЩИ ЧЕЭЕК Ч РПМЕЧПК УХНЛЕ уЕТРЙМЙОБ ПЛБЪБМБУШ ЧЮЕФЧЕТП УМПЦЕООБС ТЕЪЙОПЧБС РПДХЫЕЮЛБ. уНЕЫОП РХЪЩТС ИХДЩЕ ЭЕЛЙ, уЕТРЙМЙО ОБДХМ ЕЕ Й У ОБУМБЦДЕОЙЕН РПДМПЦЙМ РПД ЗПМПЧХ.

    ЧУАДХ ЧПЦХ У УПВПК, РПДБТПЛ ЦЕОЩ! - ХМЩВОХМУС ПО УНПФТЕЧЫЕНХ ОБ ЬФЙ РТЙЗПФПЧМЕОЙС уЙОГПЧХ, ОЕ ДПВБЧЙЧ, ЮФП РПДХЫЕЮЛБ ВЩМБ ДМС ОЕЗП ПУПВП РБНСФОПК: РТЙУМБООБС ОЕУЛПМШЛП МЕФ ОБЪБД ЦЕОПА ЙЪ ДПНБ, ПОБ РТПРХФЕЫЕУФЧПЧБМБ У ОЙН ОБ лПМЩНХ Й ПВТБФОП.

    ыНБЛПЧ ОЕ ИПФЕМ МПЦЙФШУС, РПЛБ ВХДЕФ УРБФШ уЕТРЙМЙО, ОП ФПФ ХЗПЧПТЙМ ЕЗП.

    ЧУЕ ТБЧОП Х ОБУ У ФПВПК УЕЗПДОС РП ПЮЕТЕДЙ ОЕ ЧЩКДЕФ. оПЮША ОБДП ОЕ УРБФШ, - ЮЕЗП ДПВТПЗП, ЧПЕЧБФШ РТЙДЕФУС. б ЧПЕЧБФШ ВЕЪ УОБ ОЙЛФП ОЕ НПЦЕФ, ДБЦЕ ЛПНЙУУБТЩ! иПФШ ОБ ЮБУ, Б, ВХДШ ДПВТ, ЪБЛТПК ЗМБЪБ, ЛБЛ ЛХТБ ОБ ОБУЕУФЕ.

    рТЙЛБЪБЧ ТБЪВХДЙФШ УЕВС, ЛБЛ ФПМШЛП ЧЕТОЕФУС ТБЪЧЕДЛБ, уЕТРЙМЙО ВМБЦЕООП ЧЩФСОХМУС ОБ ФТБЧЕ. оЕНОПЦЛП РПЧПТПЮБЧЫЙУШ У ВПЛХ ОБ ВПЛ, ЪБУОХМ Й ыНБЛПЧ. уЙОГПЧ, ЛПФПТПНХ уЕТРЙМЙО ОЕ ПФДБМ ОЙЛБЛЙИ РТЙЛБЪБОЙК, У ФТХДПН РТЕПДПМЕМ УПВМБЪО ФПЦЕ МЕЮШ Й ЪБУОХФШ. еУМЙ ВЩ уЕТРЙМЙО РТСНП УЛБЪБМ ЕНХ, ЮФП НПЦОП УРБФШ, ПО ОЕ ЧЩДЕТЦБМ ВЩ Й МЕЗ, ОП уЕТРЙМЙО ОЙЮЕЗП ОЕ УЛБЪБМ, Й уЙОГПЧ, ВПТСУШ УП УОПН, УФБМ НЕТЙФШ ЫБЗБНЙ ЧЪБД Й ЧРЕТЕД НБМЕОШЛХА РПМСОЛХ, ОБ ЛПФПТПК РПД ДЕТЕЧПН МЕЦБМЙ ЛПНВТЙЗ Й ЛПНЙУУБТ. тБОШЫЕ ПО ФПМШЛП УМЩЫБМ, ЮФП МАДЙ ЪБУЩРБАФ ОБ ИПДХ, УЕКЮБУ ПО ЙУРЩФБМ ЬФП ОБ УЕВЕ, ЙОПЗДБ ЧДТХЗ ПУФБОБЧМЙЧБСУШ Й ФЕТСС ТБЧОПЧЕУЙЕ.

    ФПЧБТЙЭ РПМЙФТХЛ, - ХУМЩЫБМ ПО ЪБ УРЙОПК ОЕЗТПНЛЙК ЪОБЛПНЩК ЗПМПУ иПТЩЫЕЧБ.

    ЮФП УМХЮЙМПУШ? - УРТПУЙМ уЙОГПЧ, РПЧЕТОХЧЫЙУШ Й У ФТЕЧПЗПК ЪБНЕФЙЧ РТЙЪОБЛЙ ЗМХВПЛПЗП ЧПМОЕОЙС ОБ ПВЩЮОП ОЕЧПЪНХФЙНП ЧЕУЕМПН НБМШЮЙЫЕУЛПН МЙГЕ МЕКФЕОБОФБ.

    ОЙЮЕЗП. пТХДЙЕ Ч МЕУХ ПВОБТХЦЙМЙ. иПЮХ ЛПНВТЙЗХ ДПМПЦЙФШ.

    иПТЩЫЕЧ РП-РТЕЦОЕНХ ЗПЧПТЙМ ОЕЗТПНЛП, ОП, ОБЧЕТОПЕ, уЕТРЙМЙОБ ТБЪВХДЙМП УМПЧП "ПТХДЙЕ". пО УЕМ, ПРЙТБСУШ ОБ ТХЛЙ, ПЗМСОХМУС ОБ УРСЭЕЗП ыНБЛПЧБ Й ФЙИП РПДОСМУС, УДЕМБЧ ЪОБЛ ТХЛПК, ЮФПВЩ ОЕ ДПЛМБДЩЧБМЙ ЧП ЧЕУШ ЗПМПУ, ОЕ ВХДЙМЙ ЛПНЙУУБТБ. пРТБЧЙЧ ЗЙНОБУФЕТЛХ Й РПНБОЙЧ ЪБ УПВПК уЙОГПЧБ, ПО РТПЫЕМ ОЕУЛПМШЛП ЫБЗПЧ Ч ЗМХВШ МЕУБ. й ФПМШЛП ФХФ ОБЛПОЕГ ДБМ иПТЩЫЕЧХ ЧПЪНПЦОПУФШ ДПМПЦЙФШ.

    ЮФП ЪБ ПТХДЙЕ? оЕНЕГЛПЕ?

    ОБЫЕ. й РТЙ ОЕН РСФШ ВПКГПЧ.

    Б УОБТСДЩ?

    ПДЙО УОБТСД ПУФБМУС.

    ОЕВПЗБФП. б ДБМЕЛП ПФУАДБ?

    ЫБЗПЧ РСФШУПФ.

    уЕТРЙМЙО РПЧЕМ РМЕЮБНЙ, УФТСИЙЧБС У УЕВС ПУФБФЛЙ УОБ, Й УЛБЪБМ, ЮФПВЩ иПТЩЫЕЧ РТПЧПДЙМ ЕЗП Л ПТХДЙА.

    уЙОГПЧХ ИПФЕМПУШ РП ДПТПЗЕ ХЪОБФШ, РПЮЕНХ Х ЧУЕЗДБ УРПЛПКОПЗП МЕКФЕОБОФБ ФБЛПЕ ЧЪЧПМОПЧБООПЕ МЙГП, ОП уЕТРЙМЙО ЫЕМ ЧУА ДПТПЗХ НПМЮБ, Й уЙОГПЧХ ВЩМП ОЕХДПВОП ОБТХЫБФШ ЬФП НПМЮБОЙЕ.

    юЕТЕЪ РСФШУПФ ЫБЗПЧ ПОЙ ДЕКУФЧЙФЕМШОП ХЧЙДЕМЙ УФПСЧЫХА Ч ЗХЭЕ НПМПДПЗП ЕМШОЙЛБ 45-НЙММЙНЕФТПЧХА РТПФЙЧПФБОЛПЧХА РХЫЛХ. чПЪМЕ РХЫЛЙ ОБ ФПМУФПН УМПЕ ТЩЦЕК УФБТПК ИЧПЙ УЙДЕМЙ ЧРЕТЕНЕЦЛХ ВПКГЩ иПТЩЫЕЧБ Й ФЕ РСФЕТП БТФЙММЕТЙУФПЧ, П ЛПФПТЩИ ПО ДПМПЦЙМ уЕТРЙМЙОХ.

    рТЙ РПСЧМЕОЙЙ ЛПНВТЙЗБ ЧУЕ ЧУФБМЙ, БТФЙММЕТЙУФЩ ЮХФШ РПЪЦЕ ДТХЗЙИ, ОП ЧУЕ-ФБЛЙ ТБОШЫЕ, ЮЕН иПТЩЫЕЧ ХУРЕМ РПДБФШ ЛПНБОДХ.

    ЪДТБЧУФЧХКФЕ, ФПЧБТЙЭЙ БТФЙММЕТЙУФЩ! - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - лФП Х ЧБУ ЪБ УФБТЫЕЗП?

    чРЕТЕД ЫБЗОХМ УФБТЫЙОБ Ч ЖХТБЦЛЕ УП УМПНБООЩН РПРПМБН ЛПЪЩТШЛПН Й ЮЕТОЩН БТФЙММЕТЙКУЛЙН ПЛПМЩЫЕН. оБ НЕУФЕ ПДОПЗП ЗМБЪБ Х ОЕЗП ВЩМБ ЪБРХИЫБС ТБОБ, Б ЧЕТИОЕЕ ЧЕЛП ДТХЗПЗП ЗМБЪБ РПДТБЗЙЧБМП ПФ ОБРТСЦЕОЙС. оП УФПСМ ПО ОБ ЪЕНМЕ ЛТЕРЛП, УМПЧОП ОПЗЙ Ч ДТБОЩИ УБРПЗБИ ВЩМЙ РТЙЛПМПЮЕОЩ Л ОЕК ЗЧПЪДСНЙ; Й ТХЛХ У ПВПТЧБООЩН Й РТПЦЦЕООЩН ТХЛБЧПН РПДОЕУ Л ПВМПНБООПНХ ЛПЪЩТШЛХ, ЛБЛ ОБ РТХЦЙОЕ; Й ЗПМПУПН, ЗХУФЩН Й УЙМШОЩН, ДПМПЦЙМ, ЮФП ПО, УФБТЫЙОБ ДЕЧСФПЗП ПФДЕМШОПЗП РТПФЙЧПФБОЛПЧПЗП ДЙЧЙЪЙПОБ ыЕУФБЛПЧ, СЧМСЕФУС Ч ОБУФПСЭЕЕ ЧТЕНС УФБТЫЙН РП ЛПНБОДЕ, ЧЩЧЕДС У ВПСНЙ ПУФБЧЫХАУС НБФЕТЙБМШОХА ЮБУФШ ЙЪ-РПД ЗПТПДБ вТЕУФБ.

    ПФЛХДБ, ПФЛХДБ? - РЕТЕУРТПУЙМ уЕТРЙМЙО, ЛПФПТПНХ РПЛБЪБМПУШ, ЮФП ПО ПУМЩЫБМУС.

    ЙЪ-РПД ЗПТПДБ вТЕУФБ, ЗДЕ Ч РПМОПН УПУФБЧЕ ДЙЧЙЪЙПОБ ВЩМ РТЙОСФ РЕТЧЩК ВПК У ЖБЫЙУФБНЙ, - ОЕ УЛБЪБМ, Б ПФТХВЙМ УФБТЫЙОБ.

    оБУФХРЙМП НПМЮБОЙЕ.

    уЕТРЙМЙО УНПФТЕМ ОБ БТФЙММЕТЙУФПЧ, УППВТБЦБС, НПЦЕФ МЙ ВЩФШ РТБЧДПК ФП, ЮФП ПО ФПМШЛП ЮФП ХУМЩЫБМ. й ЮЕН ДПМШЫЕ ПО ОБ ОЙИ УНПФТЕМ, ФЕН ЧУЕ СУОЕЕ УФБОПЧЙМПУШ ПНХ, ЮФП ЙНЕООП ЬФБ ОЕЧЕТПСФОБС ЙУФПТЙС Й ЕУФШ УБНБС ОБУФПСЭБС РТБЧДБ, Б ФП, ЮФП РЙЫХФ ОЕНГЩ Ч УЧПЙИ МЙУФПЧЛБИ РТП УЧПА РПВЕДХ, ЕУФШ ФПМШЛП РТБЧДПРПДПВОБС МПЦШ Й ВПМШЫЕ ОЙЮЕЗП.

    рСФШ РПЮЕТОЕЧЫЙИ, ФТПОХФЩИ ЗПМПДПН МЙГ, РСФШ РБТ ХУФБМЩИ, ОБФТХЦЕООЩИ ТХЛ, РСФШ ЙЪНПЮБМЕООЩИ, ЗТСЪОЩИ, ЙУИМЕУФБООЩИ ЧЕФЛБНЙ ЗЙНОБУФЕТПЛ, РСФШ ОЕНЕГЛЙИ, ЧЪСФЩИ Ч ВПА БЧФПНБФПЧ Й РХЫЛБ, РПУМЕДОСС РХЫЛБ ДЙЧЙЪЙПОБ, ОЕ РП ОЕВХ, Б РП ЪЕНМЕ, ОЕ ЮХДПН, Б УПМДБФУЛЙНЙ ТХЛБНЙ РЕТЕФБЭЕООБС УАДБ У ЗТБОЙГЩ, ЪБ ЮЕФЩТЕУФБ У МЙЫОЙН ЧЕТУФ... оЕФ, ЧТЕФЕ, ЗПУРПДБ ЖБЫЙУФЩ, ОЕ ВХДЕФ РП-ЧБЫЕНХ!

    ОБ УЕВЕ, ЮФП МЙ? - УРТПУЙМ уЕТРЙМЙО, РТПЗМПФЙЧ ЛПНПЛ Ч ЗПТМЕ Й ЛЙЧОХЧ ОБ РХЫЛХ.

    уФБТЫЙОБ ПФЧЕФЙМ, Б ПУФБМШОЩЕ, ОЕ ЧЩДЕТЦБЧ, ИПТПН РПДДЕТЦБМЙ ЕЗП, ЮФП ВЩЧБМП РП-ТБЪОПНХ: ЫМЙ Й ОБ ЛПООПК ФСЗЕ, Й ОБ ТХЛБИ ФБЭЙМЙ, Й ПРСФШ ТБЪЦЙЧБМЙУШ МПЫБДШНЙ, Й УОПЧБ ОБ ТХЛБИ...

    Б ЛБЛ ЮЕТЕЪ ЧПДОЩЕ РТЕЗТБДЩ, ЪДЕУШ, ЮЕТЕЪ дОЕРТ, ЛБЛ? - УОПЧБ УРТПУЙМ уЕТРЙМЙО.

    РМПФПН, РПЪБРТПЫМПК ОПЮША...

    Б НЩ ЧПФ ОЙ ПДОПЗП ОЕ РЕТЕРТБЧЙМЙ, - ЧДТХЗ УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО, ОП ИПФС ПО ПВЧЕМ РТЙ ЬФПН ЧЪЗМСДПН ЧУЕИ УЧПЙИ, ПОЙ РПЮХЧУФЧПЧБМЙ, ЮФП ПО ХРТЕЛБЕФ УЕКЮБУ ФПМШЛП ПДОПЗП ЮЕМПЧЕЛБ - УБНПЗП УЕВС.

    рПФПН ПО УОПЧБ РПУНПФТЕМ ОБ БТФЙММЕТЙУФПЧ:

    ЗПЧПТСФ, Й УОБТСДЩ Х ЧБУ ЕУФШ?

    ПДЙО, РПУМЕДОЙК, - ЧЙОПЧБФП, УМПЧОП ПО ОЕДПЗМСДЕМ Й ЧПЧТЕНС ОЕ ЧПУУФБОПЧЙМ ВПЕЛПНРМЕЛФ, УЛБЪБМ УФБТЫЙОБ.

    Б ЗДЕ РТЕДРПУМЕДОЙК ЙУФТБФЙМЙ?

    ФХФ, ЛЙМПНЕФТПЧ ЪБ ДЕУСФШ. - уФБТЫЙОБ ФЛОХМ ТХЛПА ОБЪБД, ФХДБ, ЗДЕ ЪБ МЕУПН РТПИПДЙМП ЫПУУЕ. - рТПЫМПК ОПЮША ЧЩЛБФЙМЙ Л ЫПУУЕ Ч ЛХУФЩ, ОБ РТСНХА ОБЧПДЛХ, Й РП БЧФПЛПМПООЕ, Ч ЗПМПЧОХА НБЫЙОХ, РТСНП Ч ЖБТЩ ДБМЙ!

    Б ЮФП МЕУ РТПЮЕЫХФ, ОЕ РПВПСМЙУШ?

    ОБДПЕМП ВПСФШУС, ФПЧБТЙЭ ЛПНВТЙЗ, РХУФШ ОБУ ВПСФУС!

    ФБЛ Й ОЕ РТПЮЕУЩЧБМЙ?

    ОЕФ. фПМШЛП НЙОБНЙ ЛТХЗПН ЧУЕ ЪБЛЙДБМЙ. лПНБОДЙТБ ДЙЧЙЪЙПОБ ОБУНЕТФШ ТБОЙМЙ.

    Б ЗДЕ ПО? - ВЩУФТП УРТПУЙМ уЕТРЙМЙО Й, ОЕ ХУРЕЧ ДПЗПЧПТЙФШ, ХЦЕ УБН РПОСМ, ЗДЕ...

    ч УФПТПОЕ, ФБН, ЛХДБ РПЧЕМ ЗМБЪБНЙ УФБТЫЙОБ, РПД ЗТПНБДОПК, УФБТПК, ДП УБНПК ЧЕТИХЫЛЙ ЗПМПК УПУОПК ЦЕМФЕМБ ФПМШЛП ЮФП ЪБУЩРБООБС НПЗЙМБ; ДБЦЕ ОЕНЕГЛЙК ЫЙТПЛЙК ФЕУБЛ, ЛПФПТЩН ТЕЪБМЙ ДЕТО, ЮФПВЩ ПВМПЦЙФШ НПЗЙМХ, ЕЭЕ ОЕ ЧЩОХФЩК, ФПТЮБМ ЙЪ ЪЕНМЙ, ЛБЛ ОЕРТПЫЕОЩК ЛТЕУФ.

    оБ УПУОЕ ЕЭЕ УПЮЙМБУШ УНПМПК ЗТХВБС, ЛТЕУФ-ОБЛТЕУФ ЪБТХВЛБ. й ЕЭЕ ДЧЕ ФБЛЙЕ ЦЕ ЪМЩЕ ЪБТХВЛЙ ВЩМЙ ОБ УПУОБИ УРТБЧБ Й УМЕЧБ ПФ НПЗЙМЩ, ЛБЛ ЧЩЪПЧ УХДШВЕ, ЛБЛ НПМЮБМЙЧПЕ ПВЕЭБОЙЕ ЧЕТОХФШУС.

    уЕТРЙМЙО РПДПЫЕМ Л НПЗЙМЕ Й, УДЕТОХЧ У ЗПМПЧЩ ЖХТБЦЛХ, ДПМЗП НПМЮБ УНПФТЕМ ОБ ЪЕНМА, УМПЧОП УФБТБСУШ ХЧЙДЕФШ УЛЧПЪШ ОЕЕ ФП, ЮЕЗП ХЦЕ ОЙЛПНХ Й ОЙЛПЗДБ ОЕ ДБОП ВЩМП ХЧЙДЕФШ, - МЙГП ЮЕМПЧЕЛБ, ЛПФПТЩК У ВПСНЙ ДПЧЕМ ПФ вТЕУФБ ДП ЬФПЗП ЪБДОЕРТПЧУЛПЗП МЕУБ ЧУЕ, ЮФП ПУФБМПУШ ПФ ЕЗП ДЙЧЙЪЙПОБ: РСФШ ВПКГПЧ Й РХЫЛХ У РПУМЕДОЙН УОБТСДПН.

    уЕТРЙМЙО ОЙЛПЗДБ ОЕ ЧЙДЕМ ЬФПЗП ЮЕМПЧЕЛБ, ОП ЕНХ ЛБЪБМПУШ, ЮФП ПО ИПТПЫП ЪОБЕФ, ЛБЛПК ЬФП ЮЕМПЧЕЛ. фБЛПК, ЪБ ЛПФПТЩН УПМДБФЩ ЙДХФ Ч ПЗПОШ Й Ч ЧПДХ, ФБЛПК, ЮШЕ НЕТФЧПЕ ФЕМП, ЦЕТФЧХС ЦЙЪОША, ЧЩОПУСФ ЙЪ ВПС, ФБЛПК, ЮШЙ РТЙЛБЪБОЙС ЧЩРПМОСАФ Й РПУМЕ УНЕТФЙ. фБЛПК, ЛБЛЙН ОБДП ВЩФШ, ЮФПВЩ ЧЩЧЕУФЙ ЬФХ РХЫЛХ Й ЬФЙИ МАДЕК. оП Й ЬФЙ МАДЙ, ЛПФПТЩИ ПО ЧЩЧЕМ, УФПЙМЙ УЧПЕЗП ЛПНБОДЙТБ. пО ВЩМ ФБЛЙН, РПФПНХ ЮФП ЫЕМ У ОЙНЙ...

    уЕТРЙМЙО ОБДЕМ ЖХТБЦЛХ Й НПМЮБ РПЦБМ ТХЛХ ЛБЦДПНХ ЙЪ БТФЙММЕТЙУФПЧ. рПФПН РПЛБЪБМ ОБ НПЗЙМХ Й ПФТЩЧЙУФП УРТПУЙМ:

    ЛБЛ ЖБНЙМЙС?

    ЛБРЙФБО зХУЕЧ.

    ОЕ ЪБРЙУЩЧБК. - уЕТРЙМЙО ХЧЙДЕМ, ЮФП уЙОГПЧ ЧЪСМУС ЪБ РМБОЫЕФ. - й ФБЛ ОЕ ЪБВХДХ ДП УНЕТФОПЗП ЮБУБ. б ЧРТПЮЕН, ЧУЕ НЩ УНЕТФОЩ, ЪБРЙЫЙ! й БТФЙММЕТЙУФПЧ ЧОЕУЙ Ч УФТПЕЧПК УРЙУПЛ! уРБУЙВП ЪБ УМХЦВХ, ФПЧБТЙЭЙ! б ЧБЫ РПУМЕДОЙК УОБТСД, ДХНБА, ЧЩРХУФЙН ЕЭЕ УЕЗПДОС ОПЮША, Ч ВПА.

    уТЕДЙ УФПСЧЫЙИ ЧНЕУФЕ У БТФЙММЕТЙУФБНЙ ВПКГПЧ иПТЩЫЕЧБ уЕТРЙМЙО ДБЧОП ХЦЕ ЪБНЕФЙМ УЕДХА ЗПМПЧХ вБТБОПЧБ, ОП ФПМШЛП УЕКЮБУ ЧУФТЕФЙМУС У ОЙН ЧЪЗМСДПН - ЗМБЪБ Ч ЗМБЪБ Й РТПЮЕМ Ч ЬФЙИ ОЕ ХУРЕЧЫЙИ УРТСФБФШУС ПФ ОЕЗП ЗМБЪБИ УФТБИ РЕТЕД НЩУМША П ВХДХЭЕН ВПЕ.

    ФПЧБТЙЭ ЛПНВТЙЗ, - ЙЪ-ЪБ УРЙО ВПКГПЧ РПСЧЙМБУШ НБМЕОШЛБС ЖЙЗХТЛБ ДПЛФПТЫЙ, - ЧБУ РПМЛПЧОЙЛ ЪПЧЕФ!

    РПМЛПЧОЙЛ? - РЕТЕУРТПУЙМ уЕТРЙМЙО. пО УЕКЮБУ ДХНБМ П вБТБОПЧЕ Й ОЕ УТБЪХ УППВТБЪЙМ, ЛБЛПК РПМЛПЧОЙЛ ЕЗП ЪПЧЕФ. - дБ, ЙДЕН, ЙДЕН, - УЛБЪБМ ПО, РПОСЧ, ЮФП ДПЛФПТЫБ ЗПЧПТЙФ П ъБКЮЙЛПЧЕ.

    ЮФП УМХЮЙМПУШ? юФП Ц НЕОС ОЕ РПЪЧБМЙ? - ПЗПТЮЕООП УЦБЧ РЕТЕД УПВПК МБДПОЙ, ЧПУЛМЙЛОХМБ ДПЛФПТЫБ, ЪБНЕФЙЧ МАДЕК, УФПМРЙЧЫЙИУС ОБД УЧЕЦЕК НПЗЙМПК.

    ОЙЮЕЗП, РПКДЕНФЕ, РПЪДОП ЧБУ ЪЧБФШ ВЩМП! - уЕТРЙМЙО У ЗТХВПЧБФПК МБУЛПК РПМПЦЙМ ЕК ОБ РМЕЮП УЧПА ВПМШЫХА ТХЛХ, РПЮФЙ ОБУЙМШОП РПЧЕТОХМ ЕЕ Й, ЧУЕ ЕЭЕ ДЕТЦБ ТХЛХ ОБ ЕЕ РМЕЮЕ, РПЫЕМ ЧНЕУФЕ У ОЕА.

    "вЕЪ ЧЕТЩ, ВЕЪ ЮЕУФЙ, ВЕЪ УПЧЕУФЙ, - РТПДПМЦБМ ПО ДХНБФШ П вБТБОПЧЕ, ЫБЗБС ТСДПН У ДПЛФПТЫЕК. - рПЛБ ЧПКОБ ЛБЪБМБУШ ДБМЕЛПК, ЛТЙЮБМ, ЮФП ЫБРЛБНЙ ЪБЛЙДБЕН, Б РТЙЫМБ - Й РЕТЧЩН РПВЕЦБМ. тБЪ ПО ЙУРХЗБМУС, ТБЪ ЕНХ УФТБЫОП, ЪОБЮЙФ, ХЦЕ ЧУЕ РТПЙЗТБОП, ХЦЕ НЩ ОЕ РПВЕДЙН! лБЛ ВЩ ОЕ ФБЛ! лТПНЕ ФЕВС, ЕЭЕ ЛБРЙФБО зХУЕЧ ЕУФШ, Й ЕЗП БТФЙММЕТЙУФЩ, Й НЩ, ЗТЕЫОЩЕ, ЦЙЧЩЕ Й НЕТФЧЩЕ, Й ЧПФ ЬФБ ДПЛФПТЫБ НБМЕОШЛБС, ЮФП ОБЗБО ДЧХНС ТХЛБНЙ ДЕТЦЙФ..."

    уЕТРЙМЙО ЧДТХЗ РПЮХЧУФЧПЧБМ, ЮФП ЕЗП ФСЦЕМБС ТХЛБ ЧУЕ ЕЭЕ МЕЦЙФ ОБ ИХДЕОШЛПН РМЕЮЕ ДПЛФПТЫЙ, Й ОЕ ФПМШЛП МЕЦЙФ, ОП ДБЦЕ ПРЙТБЕФУС ОБ ЬФП РМЕЮП. б ПОБ ЙДЕФ УЕВЕ Й ЛБЛ ВХДФП ОЕ ЪБНЕЮБЕФ, ДБЦЕ, ЛБЦЕФУС, ОБТПЮОП РТЙРПДОСМБ РМЕЮП. йДЕФ Й ОЕ РПДПЪТЕЧБЕФ, ОБЧЕТОПЕ, ЮФП ВЩЧБАФ ОБ УЧЕФЕ ФБЛЙЕ МАДЙ, ЛБЛ вБТБОПЧ.

    ЧПФ ЧЙДЙФЕ, ТХЛХ Х ЧБУ ОБ РМЕЮЕ ЪБВЩМ, - ЗМХИПЧБФЩН МБУЛПЧЩН ЗПМПУПН УЛБЪБМ ПО ДПЛФПТЫЕ Й УОСМ ТХЛХ.

    Б ЧЩ ОЙЮЕЗП, ЧЩ ПВПРТЙФЕУШ, ЕУМЙ ХУФБМЙ. с ЪОБЕФЕ ЛБЛБС УЙМШОБС.

    "дБ, ФЩ УЙМШОБС, - РПДХНБМ РТП УЕВС уЕТРЙМЙО, - У ФБЛЙНЙ, ЛБЛ ФЩ, ОЕ РТПРБДЕН, ЬФП ЧЕТОП". еНХ ИПФЕМПУШ УЛБЪБФШ ЬФПК НБМЕОШЛПК ЦЕОЭЙОЕ ЮФП-ФП МБУЛПЧПЕ Й ХЧЕТЕООПЕ, ЮФП ВЩМП ВЩ ПФЧЕФПН ОБ ЕЗП УПВУФЧЕООЩЕ НЩУМЙ П вБТБОПЧЕ, ОП ЮФП ЙНЕООП УЛБЪБФШ ЕК, ПО ФБЛ Й ОЕ ОБЫЕМ, Й ПОЙ НПМЮБ ДПЫБЗБМЙ ДП ФПЗП НЕУФБ, ЗДЕ МЕЦБМ ъБКЮЙЛПЧ.

    ФПЧБТЙЭ РПМЛПЧОЙЛ, С РТЙЧЕМБ, - ФЙИП УЛБЪБМБ ДПЛФПТЫБ, РЕТЧПК УФБОПЧСУШ ОБ ЛПМЕОЙ Х ОПУЙМПЛ У ъБКЮЙЛПЧЩН.

    уЕТРЙМЙО ФПЦЕ УФБМ ОБ ЛПМЕОЙ ТСДПН У ОЕК, Й ПОБ ПФПДЧЙОХМБУШ Ч УФПТПОХ, ЮФПВЩ ОЕ НЕЫБФШ ЕНХ ОБЛМПОЙФШУС РПВМЙЦЕ Л МЙГХ ъБКЮЙЛПЧБ.

    ЬФП ФЩ, уЕТРЙМЙО? - ОЕЧОСФОЩН ЫЕРПФПН УРТПУЙМ ъБКЮЙЛПЧ.

    УМХЫБК, ЮФП С ФЕВЕ УЛБЦХ, - ЕЭЕ ФЙЫЕ УЛБЪБМ ъБКЮЙЛПЧ Й ЪБНПМЮБМ.

    уЕТРЙМЙО ЦДБМ НЙОХФХ, ДЧЕ, ФТЙ, ОП ЕНХ ФБЛ Й ОЕ УХЦДЕОП ВЩМП ХЪОБФШ, ЮФП ЙНЕООП ИПФЕМ УЛБЪБФШ ОПЧПНХ ЛПНБОДЙТХ ДЙЧЙЪЙЙ ЕЕ ВЩЧЫЙК ЛПНБОДЙТ.

    ХНЕТ, - ЮХФШ УМЩЫОП УЛБЪБМБ ДПЛФПТЫБ.

    уЕТРЙМЙО НЕДМЕООП УОСМ ЖХТБЦЛХ, У НЙОХФХ РПУФПСМ ОБ ЛПМЕОСИ У ОЕРПЛТЩФПК ЗПМПЧПК, У ХУЙМЙЕН ТБЪПЗОХЧ ЛПМЕОЙ, ЧУФБМ ОБ ОПЗЙ Й, ОЕ УЛБЪБЧ ОЙ УМПЧБ, РПЫЕМ ПВТБФОП.

    чЕТОХЧЫЙЕУС ТБЪЧЕДЮЙЛЙ ДПМПЦЙМЙ, ЮФП ОБ ЫПУУЕ ОЕНЕГЛЙЕ РБФТХМЙ Й ДЧЙЦЕОЙЕ НБЫЙО Ч УФПТПОХ юБХУ.

    ОХ ЮФП Ц, ЛБЛ ЧЙДОП, РТЙДЕФУС ЧПЕЧБФШ, - УЛБЪБМ уЕТРЙМЙО. - рПДОЙНЙФЕ Й РПУФТПКФЕ МАДЕК!

    уЕКЮБУ, ХЪОБЧ, ЮФП ЕЗП РТЕДРПМПЦЕОЙС РПДФЧЕТДЙМЙУШ Й ЫПУУЕ ЕДЧБ МЙ ХДБУФУС РЕТЕУЕЮШ ВЕЪ ВПС, ПО ПЛПОЮБФЕМШОП УФТСИОХМ ХЗОЕФБЧЫЕЕ ЕЗП У ХФТБ ЮХЧУФЧП ЖЙЪЙЮЕУЛПК ХУФБМПУФЙ. пО ВЩМ РПМПО ТЕЫЙНПУФЙ ДПЧЕУФЙ ЧУЕИ ЬФЙИ РПДОЙНБЧЫЙИУС ПФ УОБ У ПТХЦЙЕН Ч ТХЛБИ МАДЕК ФХДБ, ЛХДБ ПО ДПМЦЕО ВЩМ ЙИ ДПЧЕУФЙ, - ДП УЧПЙИ! оЙ П ЮЕН ДТХЗПН ПО ОЕ ДХНБМ Й ОЕ ЦЕМБМ ДХНБФШ, ЙВП ОЙЮФП ДТХЗПЕ ЕЗП ОЕ ХУФТБЙЧБМП.

    пО ОЕ ЪОБМ Й ОЕ НПЗ ЕЭЕ ЪОБФШ Ч ФХ ОПЮШ РПМОПК ГЕОЩ ЧУЕЗП ХЦЕ УПЧЕТЫЕООПЗП МАДШНЙ ЕЗП РПМЛБ. й, РПДПВОП ЕНХ Й ЕЗП РПДЮЙОЕООЩН, РПМОПК ГЕОЩ УЧПЙИ ДЕМ ЕЭЕ ОЕ ЪОБМЙ ФЩУСЮЙ ДТХЗЙИ МАДЕК, Ч ФЩУСЮБИ ДТХЗЙИ НЕУФ УТБЦБЧЫЙИУС ОБУНЕТФШ У ОЕЪБРМБОЙТПЧБООЩН ОЕНГБНЙ ХРПТУФЧПН.

    пОЙ ОЕ ЪОБМЙ Й ОЕ НПЗМЙ ЪОБФШ, ЮФП ЗЕОЕТБМЩ ЕЭЕ РПВЕДПОПУОП ОБУФХРБЧЫЕК ОБ нПУЛЧХ, мЕОЙОЗТБД Й лЙЕЧ ЗЕТНБОУЛПК БТНЙЙ ЮЕТЕЪ РСФОБДГБФШ МЕФ ОБЪПЧХФ ЬФПФ ЙАМШ УПТПЛ РЕТЧПЗП ЗПДБ НЕУСГЕН ПВНБОХФЩИ ПЦЙДБОЙК, ХУРЕИПЧ, ОЕ УФБЧЫЙИ РПВЕДПК.

    пОЙ ОЕ НПЗМЙ РТЕДЧЙДЕФШ ЬФЙИ ВХДХЭЙИ ЗПТШЛЙИ РТЙЪОБОЙК ЧТБЗБ, ОП РПЮФЙ ЛБЦДЩК ЙЪ ОЙИ ФПЗДБ, Ч ЙАМЕ, РТЙМПЦЙМ ТХЛХ Л ФПНХ, ЮФПВЩ ЧУЕ ЬФП ЙНЕООП ФБЛ Й УМХЮЙМПУШ.

    уЕТРЙМЙО УФПСМ, РТЙУМХЫЙЧБСУШ Л ДПМЕФБЧЫЙН ДП ОЕЗП ОЕЗТПНЛЙН ЛПНБОДБН. лПМПООБ ОЕУФТПКОП ЫЕЧЕМЙМБУШ Ч ПРХУФЙЧЫЕКУС ОБ МЕУ ФЕНОПФЕ. оБД ЕЗП ЪХВЮБФЩНЙ ЧЕТИХЫЛБНЙ РПДОЙНБМБУШ РМПУЛБС ВБЗТПЧБС МХОБ. лПОЮБМЙУШ РЕТЧЩЕ УХФЛЙ ЧЩИПДБ ЙЪ ПЛТХЦЕОЙС...

    Начнём. Перед вами исходный текст.

    Сразу примем во внимание, что текстов тьма и они разные:

    • по стилю: художественные, публицистические, научно-популярные и научные, например, по психологии, философии, культурологии и проч.,
    • по трудности изложения и, следственно, по степени трудности понимания содержания,
    • по тематике и, что ещё важнее, по проблематике (диапазон, разброс огромный),
    • по общему объёму и по количеству рассматриваемых в них проблем: моно- и многопроблемные.

    Как отбирать тексты для тренировочных сочинений?

    Не ошибусь, если предположу, что какие-то сочинения вы уже писали. Наверняка, из всего многообразия, из этой пестроты текстов какие-то вам нравятся или не нравятся. Я убеждена, что при выборе тренировочных текстов нужно постараться работать со всем разнообразием и не избегать текстов какого-то определённого типа, не потакать своим предпочтениям.

    Получаю письма:

    Мне не нравится писать сочинения по текстам из художественной литературы. Они так сокращены, что иногда в них ничего не поймёшь. И автор почти никогда не говорит прямо то, что думает.

    Я не люблю философствования. Я просто не способен понять, что пишет A. Ф. Лосев в этом тексте.
    Вот бы мне попался нормальный текст! Много же нормальных лёгких текстов!

    Стоп! Да, текст А. Ф. Лосева непростой, я согласна.

    (1)Оставляя пока в стороне все материальные выго-ды, которые мы получаем от науки, обратим внимание на ту её сторону, которая доставляет нам внутреннее удовлетворение и служит главной причиной нашего духовного развития. (2)Цель изучения наук и переработки тех сведений, которые они доставляют, есть формиро-вание в нас личности, именно личности, то есть совокупности таких идей и убеждений, которые бы составили собой неотъемле-мую принадлежность нашего «я». (3)Каждый человек представляет собой независимое и обособленное целое. (4)Быть цельным, быть самостоятельной едини-цей, то есть иметь своё действительно своим, - идеал об-разованного человека. (5)Но приобрести убеждения, ко-торые бы образовали в нас личность, можно лишь путём долгого и упорного изучения наук. (6)Имея свои убеж-дения, мы формируем определённое отношение к ок-ружающим людям, к обществу, к государству, и это уже должно доставить нам большое удовлетворение. (7)Да, кроме того, одно чистое знание без всякого употребления его на выработку миросозерцания уже служит для человека источником высоких наслаждений.

    (8)Но наука приносит «сладкие плоды» даже таким людям, которые по своей близорукости не ждут от неё духовного удовлетворения. (9)Многие при изучении на-ук преследуют только одни материальные выгоды, и в их осознании достижение известного «об-разования» всегда соединяется с получением матери-альных преимуществ. (10)В этом случае «плоды учения» ещё более очевидны. (11)Раз человек достиг известного по-ложения в обществе, если он обеспечил себе безбедное су-ществование, то «сладкий плод» учения становится для него прямой реальной действительностью. (12)Но можно нередко встретить таких людей, которые, по своей ли ви-не или просто из-за дурных условий существо-вания, не получив в молодости достаточного образования, вступили в жизнь без всяких познаний и под-готовки для деятельности в качестве полезного члена общества. (13)Эти люди, если они не испытали всех трудностей первых лет учения по своей лености, всегда упрекают самих себя и начина-ют «учиться» уже в зрелых годах. (14)Пока не сделаются образованными, они не могут рассчитывать на те выгоды и ту пользу, которую другие люди получа-ют после многих лет труда и лишений ради образования.

    (15)Вместе с теми, кому мешали раньше учиться внешние обстоятельства, они, начиная заниматься, с удовольствием переносят все трудности учения и думают вместе с поэтом, который, «погубив много жизни на разные забавы», с сожалением говорил:

    (16) Грустно думать, что напрасно

    Была нам молодость дана!

    (17)Выгоду образования можно сравнить с урожаем на земле крестьянина. (18)Ранней весной он начинает свои полевые работы и трудится всё лето, несмотря на страшно изнуряющую жару, в поле, где нет ни одного дерева, которое бы могло скрыть его под свою тень. (19)Но честно потрудившегося крестьянина ожидает удо-вольствие отдыха и полного материального достатка на круглый год. (А. Ф. Лосев)

    Но, кто сказал, что по лёгким текстам написать высокобалльную работу проще?

    Текст же лёгкий! Значит, его поймут все. С ним справятся все. А вы уверены, что сумеете на таком, возможно, даже весьма примитивном материале показать свой уровень, обратить на себя внимание, расположить к себе эксперта? При подготовке такие тексты обычно пропускают, не задумываясь, что в них есть своя специфика. Рассуждают так: лёгкий же текст, зачем на него тратить время? Лучше сосредоточить внимание и усилия на текстах потруднее! Инициируют эту тактику обычно учителя и репетиторы.

    Но вы, персонально вы, должны быть готовы к любому повороту событий, вы должны не растеряться и продемонстрировать свой собственный личностный потенциал на экзамене при любом стечении обстоятельств.

    Совет:

    Работайте с самыми разными текстами: и трудными, и лёгкими, и художественными, и научными, и публицистическими, и с теми, в которых одна проблема, и с многопроблемными, и вообще с непроблемными. Нарабатывайте опыт. И не избегайте того, что вам не нравится. Это может показаться смешным, но людям часто не нравится именно то, что вызывает трудности. Я могу сказать, что выпускник в отличной форме, когда для него практически не имеет значения, по какому тексту писать сочинение. «Да по любому!»

    Необязательно писать работы по всем текстам, которые вам встречаются. Но очень желательно самые разные тексты читать постоянно и обдумывать то, что бы вы могли в их отношении сказать. Устная подготовка — это тоже подготовка. Очень рекомендую её учителям и репетиторам. Ваши ученики должны постоянно читать и обсуждать самые разные тексты. Но, конечно, перейти исключительно на устную форму подготовки — тоже ошибка. Эффективное соотношение примерно 5:1. Пять текстов читаете, разбираете их по косточкам. А по следующему, шестому, пишете сочинение.


    Как читать исходные тексты?

    Когда я об этом спрашиваю, то получаю ответы:

    • Очень вдумчиво и внимательно.
    • Несколько раз.

    Это правильно. И вдумчиво, и внимательно, и каждый текст по нескольку раз. Но… всякий раз — с новой целью, то есть по-разному.

    Первое прочтение приведет вас к пониманию общего содержания текста. Это ознакомительное чтение.

    Второе прочтение нужно, чтобы специально выяснить, какие проблемы в нём представлены. Читая, вы стремитесь вникнуть в содержание и понять проблематику текста. Для этого вы текст изучаете. Это изучающее чтение.

    Типичный вопрос:

    Это ошибочная и недальновидная тактика. Вы спешно хватаетесь за соломинку, вместо того чтобы выявить все проблемы, которые вы способны выявить, и осознанно принять решение, какая из них может быть не только сформулирована, но и прокомментирована наилучшим образом. То есть нужно не только сделать выбор, но и оценить его выгоду. Именно выгоду, потому что это чистая прагматика: лучше остановиться на той проблеме, которую вы можете содержательнее прокомментировать и относительно которой у вас есть собственное мнение: его-то вы, в своё время, когда придет момент писать комментарий К4, сможете доказательно и выразительно проаргументировать.

    Итак, после второго прочтения вы кратко, в рабочем порядке обозначаете для себя те проблемы, которые вы смогли выделить.

    Третье прочтение . Вы просматриваете текст ещё раз для самопроверки и размышляете при этом о том, какую из поднятых или затронутых автором проблем вы сможете интереснее подать. Это чтение просмотровое .


    Каких формулировок проблем лучше избегать?

    Невыгодно выбирать самые общие проблемы. При их комментировании трудно избежать общих мест и банальностей.

    С другой стороны, опасно концентрироваться на второстепенных или мелких проблемах. Вас могут не понять и не оценить ваших усилий. При этом писать о чём-то второстепенном может оказаться трудно: вы не наскребёте в тексте материала для последующих комментариев и позднее не подберёте хорошие примеры для аргументации.

    Пример из сочинений:

    (1)Перед вечерним привалом произошла ещё одна встреча, непохожая на все другие. (2)Из двигавшегося по самой чащобе леса бокового дозора пришел сержант, приведя с собой двух вооруженных людей. (3)Один из них был низкорослый красноармеец, в потертой кожаной куртке поверх гимнастерки и с винтовкой на плече. (4)Другой — высокий, красивый человек лет сорока, с орлиным носом и видневшейся из-под пилотки благородной сединой, придававшей значительность его моложавому, чистому, без морщин лицу; на нем были хорошие галифе и хромовые сапоги, на плече висел новенький ППШ, с круглым диском, но пилотка на голове была грязная, засаленная, и такой же грязной и засаленной была нескладно сидевшая на нем красноармейская гимнастерка, не сходившаяся на шее и короткая в рукавах.
    (5)— Товарищ комбриг, — подходя к Серпилину вместе с этими двумя людьми, косясь на них и держа наготове винтовку, сказал сержант, — разрешите доложить? (6)Привел задержанных. (7)Задержал и привел под конвоем, потому что не объясняют себя, а также по их виду. (8)Разоружать не стали, потому что отказались, а мы не хотели без необходимости открывать в лесу огонь.
    (9)— Заместитель начальника оперативного отдела штаба армии полковник Баранов, — отрывисто, бросив руку к пилотке и вытянувшись перед Серпилиным и стоявшим рядом с ним Шмаковым, сердито, с ноткой обиды сказал человек с автоматом.
    (10)— Серпилин! - воскликнул он, разведя руками, и трудно было понять, то ли это жест крайнего изумления, то ли он хочет обнять Серпилина.
    (11)— Да, я комбриг Серпилин, - неожиданно сухим, жестяным голосом сказал Серпилин, — командир вверенной мне дивизии, а вот кто вы, пока не вижу. (12)Ваши документы!
    (13)— Серпилин, я Баранов, ты что, с ума сошел?
    (14)— В третий раз прошу вас предъявить документы, — сказал Серпилин все тем же жестяным голосом.
    (15)— У меня нет документов, — после долгой паузы сказал Баранов.
    (16)—Как так нет документов?
    (17)— Так вышло, я случайно потерял... (18)Оставил в той гимнастерке, когда менял вот на эту... красноармейскую. (19)Баранов задвигал пальцами по своей засаленной, не по росту, тесной гимнастерке.
    (20)— Оставили документы в той гимнастерке? (21)А полковничьи знаки различия у вас тоже на той гимнастерке?
    (22)— Да, — вздохнул Баранов.
    (23)— А почему же я должен вам верить, что вы заместитель начальника оперативного отдела армии полковник Баранов?
    (24)— Но ты же меня знаешь, мы же с тобой вместе в академии служили! — уже совсем потерянно пробормотал Баранов.
    (25)— Предположим, что так, - нисколько не смягчаясь, все с той же непривычной для Синцова жестяной жесткостью сказал Серпилин, — но если бы вы встретили не меня, кто бы мог подтвердить вашу личность, звание и должность?
    (26)— Вот он, — показал Баранов на стоявшего рядом с ним красноармейца в кожаной куртке. (27)— Это мой водитель.
    (28)— А у вас есть документы, товарищ боец? — не глядя на Баранова, повернулся Серпилин к красноармейцу.
    (29)— Есть... — красноармеец на секунду запнулся, не сразу решив, как обратиться к Серпилину, — есть, товарищ генерал! (30)Он распахнул кожанку, вынул из кармана гимнастерки обернутую в тряпицу красноармейскую книжку и протянул её.
    (31)— Так, — вслух прочел Серпилин. (32)— "Красноармеец Золотарев Пётр Ильич, воинская часть 2214". (33)Ясно. (34)И он отдал красноармейцу книжку.
    (35)— Скажите, товарищ Золотарев, вы можете подтвердить личность, звание и должность этого человека, вместе с которым вас задержали? — и он, по-прежнему не поворачиваясь к Баранову, показал на него пальцем.
    (36)— Так точно, товарищ генерал, это действительно полковник Баранов, я его водитель.
    (37)— Значит, вы удостоверяете, что это ваш командир?
    (38)— Так точно, товарищ генерал.
    (39)— При каких обстоятельствах оказались здесь? — спросил он после паузы.
    (40)Красноармеец, сначала запинаясь, а потом все уверенней, стремясь ничего не забыть, начал рассказывать, как они три дня назад, приехав из армии, заночевали в штабе дивизии, как утром полковник ушёл в штаб, а кругом сразу началась бомбежка, как вскоре один приехавший из тыла шофёр сказал, что там высадился немецкий десант, и он, услышав это, на всякий случай вывел машину. (41)А ещё через час прибежал полковник, похвалил его, что машина стоит уже наготове, вскочил в неё и приказал скорей гнать назад, в Чаусы. (42)Когда они выехали на шоссе, впереди была уже сильная стрельба и дым, они свернули на просёлок, поехали по нему, но опять услышали стрельбу и увидели на перекрёстке немецкие танки. (43)Тогда они свернули на глухую лесную дорогу, с неё съехали прямо в лес, и полковник приказал остановить машину.
    (44)— Идите! — повелительно сказал Серпилин. (45)— Вы свободны.
    (46)Шофёр ушел. (47)Наступила тяжелая тишина.
    (48)— Зачем вам понадобилось при мне спрашивать его? (49)Могли бы спросить меня, не компрометируя перед красноармейцем.
    (50)— Скомпрометировал я его перед красноармейцем! (51)Ты слышишь, Шмаков? —повернулся Серпилин к Шмакову. (52)— Смеху подобно! (53)Он струсил, снял с себя при красноармейце командирскую гимнастерку, бросил документы, а я его, оказывается, скомпрометировал. (54)Не я вас скомпрометировал перед красноармейцем, а вы своим позорным поведением скомпрометировали перед красноармейцем командный состав армии. (55)Если мне не изменяет память, вы были членом партии. (56)Что, партийный билет тоже сожгли?
    (57)— Я проклинаю тот час, когда сжёг документы... — снова начал Баранов, но Серпилин перебил его: — Что сейчас жалеете — верю. (58)Жалеете, что поторопились, потому что к своим попали, а если бы вышло иначе — не знаю, жалели бы. (59)Как, комиссар, обратился он к Шмакову, — дадим этому бывшему полковнику под команду роту?
    (60)— Нет, — сказал Шмаков.
    (61)— Взвод?
    (62)— Нет.
    (63)— По-моему, тоже. (64)После всего, что вышло, я скорей доверю вашему водителю командовать вами, чем вам им! — сказал Серпилин и впервые на полтона мягче всего сказанного до этого обратился к Баранову: — Пойдите и станьте в строй с этим вашим новеньким автоматом и попробуйте, как вы говорите, смыть свою вину кровью... (К. М. Симонов)

    Эта формулировка сузила возможности автора. Понимаете, трусость — это однозначно плохо, уже в самом слове содержится оценка, выражающающая негативное отношение к явлению трусости в народном сознании.
    Если мы предложим другую редакцию, то писать сочинение будет гораздо легче, потому что останется поле для рассуждения.

    Сформулируем проблему так:

    В чём тогда проблема? В выборе. Выбор — это уже проблемная ситуация. Помните, налево пойдёшь, коня потеряешь, направо... Трусость — это слабость. Но не проявили бы мы с вами слабость сами, оказавшись на краю гибели? Трусость осудить легко. Осуждать всегда легко. А если мы подумаем так: война, смерть, люди гибнут каждый день... И ты перед выбором: остаться честным перед самим собой и своими товарищами (тем же водителем, скажем) или позволить себе слабость, ложь, после чего достойный или просто честный человек перестанет уважать сам себя и потеряет уважение других людей...

    Внимание:

    Проблема должна быть действительно проблемой, а не темой текста и не вопросом.

    Практика проверок показывает, что довольно часто ребята путают проблему и тему , проблему и вопрос . Допустим, текст посвящён проблеме предательства, но действие в предложенном вам художественном фрагменте явно происходит во время войны. Не пишите в таком случае, что в тексте рассматривается проблема войны, поскольку это может подставить вас под удар. И ещё чаще используют слова тема, проблема, вопрос как синонимы.

    Примеры из сочинений:

    Текст С. А. Алексиевич посвящён теме любви .

    Мы много говорим о тех, кто пишет книги, забывая о тех, кто их читает. Читатель, в отличие от писателя, остается в жизни книги на втором плане, но и он играет важную роль. Но на самом ли деле читатель решает судьбу книги? Ответ на этот вопрос заботит многих. Вот и С. Я. Маршака, автора данного текста, волнует тема взаимодействия читателя с произведениями писателя.

    Такое явление, как хамство, мы встречаем достаточно часто. К сожалению, оно очень плотно «въелось» в нашу жизнь. Для кого-то хамское поведение даже стало нормой. Я думаю, что именно вопросу о хамстве в нашей жизни посвящён данный текст.

    В. Конецкий поднимает вопрос жестокости людей по отношению к живому миру.

    Совет:

    Ни с самого начала, ни в комментарии К2, ни далее не используйте слова тема и вопрос . На время сочинения забудьте об их существовании. Я знаю случаи, когда использование в экзаменационных работах слов тема—проблема и вопрос—проблема в качестве синонимов дорого обошлось экзаменуемым. Педантичные эксперты помечали, что автор сочинения не различает важные понятийные категории и снижали баллы:

    — за К10 (точность формулировки),
    — за К1 или за К2 (ту часть работы, где встретились слова тема или вопрос ).

    Что требуется в « »? Сформулировать проблему. Вот о проблеме и пишите.

    Только теперь, прочитав текст несколько раз с разными целевыми установками, вы чётко формулируете проблему. Во многих пособиях даны образцы формулировок. Обычно их две: 1) в вопросной форме, 2) в форме тезиса.

    Идеально, если вы научитесь готовить обе формулировки проблемы: и в форме вопроса, и в форме тезиса. Их хорошо использовать вместе: начинать сочинение с вопроса или вопросов. А потом давать вторую формулировку в виде тезиса. У вас получится полноценное начало работы.

    Примеры из сочинений:

    Для чего человеку нужны книги? Для познания? Для душевного развития? Почему человек одни книги читает, а другие обходит стороной? Автор текста писатель Владимир Солоухин рассматривает проблему чтения.

    Почему в наше время так много одиноких пожилых людей? Какого отношения заслуживают пожилые люди со стороны молодого поколения? Писатель Б. Л. Васильев поднимает проблему отношения молодёжи к пожилым людям.

    Что помогало людям преодолевать трудности в тяжелейшее военное время? Журналист Галина Галлер поднимает проблему преодоления суровых испытаний в годы Великой Отечественной войны.

    Внимание:

    Если на этом этапе работы вам в голову пришло несколько синонимичных формулировок, запишите их. Они ещё вам пригодятся, когда вы будете писать продолжение вашей работы.

    Во всех случаях, кроме одного, когда текст посвящен одной-единственной проблеме, я бы рекомендовала прямо выразить мысль о том, что такая-то проблема — это одна из проблем, над которыми размышляет автор. Иначе ваши формулировки могут звучать неточно или категорично. Оценку за это не снизят, но мнение о вашей работе в целом складывается из многих факторов, поэтому даже такими мелочами пренебрегать не будем.

    Нужно понимать, что всякий текст допускает различные интерпретации. Это возможно, потому что интерпретации дают люди. У каждого своя картина мира. Личностные картины мира никогда не совпадают полностью. Значит, никогда два разных человека не напишут одинаковые сочинения по одному тексту.

    Да, текст один, и это объективная реальность. Но, работая с ним, каждый пропускает его через призму собственного восприятия. Вполне вероятно, что ваше восприятие и восприятие эксперта, проверяющего вашу работу, окажутся очень разными. Если при этом вы подаете выделенную вами проблему как единственную, её формулировка может вызвать протест и не быть принята экспертом. Если же вы, формулируя проблему, сразу показываете, что в тексте есть разные проблемы, а вы пишете лишь об одной, которая вас почему-то заинтересовала в большей мере, вы заведомо можете рассчитывать на большую лояльность: проверяющий не вступает с вами в конфликт, ведь вы оставляете таким образом право и ему самому на его восприятие проблематики текста. Короче, вы не будете выглядеть категорично, а значит, при прочтении вашей работы не должно возникнуть противостояния субъективных факторов восприятия.

    Пример из сочинения:

    (1)Нежность - самый кроткий, робкий, божественный лик любви. (2)Любовь-страсть - всегда с оглядкой на себя. (3)Она хочет покорить, обольстить, она хочет нравиться, она охорашивается, подбоченивается, мерит, всё время боится упустить потерянное. (4)Любовь-нежность всё отдаёт, и нет ей предела. (5)И никогда она на себя не оглянется, потому что «не ищет своего». (6)Только она одна и не ищет. (7)Но не надо думать, что чувство нежности принижает человека. (8)Наоборот. (9)Нежность идёт сверху, она заботится о любимом, охраняет, опекает его. (10)А ведь опекать и охранять можно только существо беззащитное, нуждающееся в опеке, поэтому слова нежности - слова уменьшительные, идущие от сильного к слабому. (11)Нежность встречается редко и всё реже.

    (12)Современная жизнь трудна и сложна. (13)Современный человек и в любви стремится прежде всего утвердить свою личность. (14)Любовь - единоборство. - (15)Ага! (16)Любить? (17)Ну ладно же. (18)Засучили рукава, расправили плечи - ну-ка, кто кого? (19)До нежности ли тут? (20)И кого беречь, кого жалеть - все молодцы и герои. (21)Кто познал нежность - тот отмечен. (22)В представлении многих нежность рисуется непременно в виде кроткой женщины, склонившейся к изголовью. (23)Нет, не там нужно искать нежность. (24)Я видела её иначе: в обликах совсем не поэтических, в простых, даже забавных. (25)Мы жили в санатории под Парижем. (26)Гуляли, ели, слушали радио, играли в бридж, сплетничали. (27)Настоящий больной был только один - злющий старик, поправлявшийся от тифа. (28)Старик часто сидел на террасе в шезлонге, обложенный подушками, укутанный пледами, бледный, бородатый, всегда молчал и, если кто проходил мимо, отворачивался и закрывал глаза. (29)Вокруг старика, как трепетная птица, вилась его жена. (30)Женщина немолодая, сухая, лёгкая, с увядшим лицом и тревожно-счастливыми глазами. (31)И никогда она не сидела спокойно. (32)Всё что-то поправляла около своего больного. (33)То переворачивала газету, то взбивала подушку, то подтыкала плед, то бежала греть молоко, то капала лекарство. (34)Все эти услуги старик принимал с явным отвращением. (35)Каждое утро с газетой в руках она носилась от столика к столику, приветливо со всеми беседовала и спрашивала: - Вот, может быть, вы мне поможете? (36)Вот здесь кроссворд: «Что бывает в жилом доме?». (37)Четыре буквы. (38)Я записываю на бумажке, чтобы помочь Сергею Сергеевичу. (39)Он всегда решает кроссворды, и, если затрудняется, я ему прихожу на помощь. (40)Ведь это единственное его развлечение. (41)Больные ведь как дети. (42)Я так рада, что хоть это его забавляет. (43)Её жалели и относились к ней с большой симпатией. (44)И вот как-то он выполз на террасу раньше обычного. (45)Она долго усаживала его, укрывала пледами, подкладывала подушки. (46)Он морщился и сердито отталкивал её руку, если она не сразу угадывала его желания. (47)Она, радостно поёживаясь, схватила газету. - (48)Вот, Серёженька, сегодня, кажется, очень интересный кроссворд. (49)Он вдруг приподнял голову, выкатил злые жёлтые глаза и весь затрясся. - (50)Убирайся ты наконец к чёрту со своими идиотскими кроссвордами! - бешено зашипел он. (51)Она побледнела и вся как-то опустилась. - (52)Но ведь ты же... - растерянно лепетала она. - (53)Ведь ты же всегда интересовался... - (54)Никогда я не интересовался! - всё трясся и шипел он, со звериным наслаждением глядя на её бледное, отчаянное лицо. - (55)Никогда! (56)Это ты лезла с упорством дегенератки, каковая ты и есть! (57)Она ничего не ответила. (58)Она только с трудом проглотила воздух, крепко прижала руки к груди и огляделась кругом с такой болью и с таким отчаянием, точно искала помощи. (59)Но кто же может отнестись серьёзно к такому смешному и глупому горю? (60)Только маленький мальчик, сидевший за соседним столиком и видевший эту сцену, вдруг зажмурился и горько-горько заплакал. (Н. А. Тэффи)

    К чему может привести человека жертвенная, самоотверженная, рабская любовь? Семейная сцена — кульминация текста Н. А. Тэффи. Именно проблеме рабской любви посвящён этот текст.

    Не думаю, что это достаточно корректная трактовка содержания текста. По-видимому, впечатление от его прочтения легло на почву каких-то внутренних переживаний или размышлений автора сочинения. Но, согласитесь, если бы мы прочитали, что это лишь одна из проблем, понять и принять формулировку было бы легче. Тем более, что текст такую трактовку в общем-то допускает. Для сравнения приведу примеры и из работ других авторов, которые увидели в данном тексте иные проблемы:

    В данном тексте Надежда Александровна Тэффи поднимает проблему жертвенной любви.

    Какой должна быть истинная любовь? Над этой проблемой задумывается русская писательница Н.А. Тэффи.

    Любовь. Мы так часто употребляем это слово, но по сути и не знаем, что это такое. Так что же такое любовь? В чём она проявляется? Именно эти вопросы* поднимает русская писательница Надежда Тэффи.

    *Я бы предложила другую редакцию: Так что же такое любовь, и в чём она проявляется? Именно эту проблему...

    Перед нами размышления Надежды Александровны Тэффи на тему* нежности.

    Проблема данного текста: что такое любовь-нежность?

    В предложенном для анализа тексте русская писательница Н. А. Тэффи поднимает проблему понимания настоящей любви.

    Нежность… Наверное, всем приятно испытывать это чувство. Что же это такое? Есть ли место для нежности в современном мире? Почему люди боятся своих чувств, боятся показаться слишком тёплыми и искренними? По-моему, все эти вопросы — это грани проблемы любви, которая находится в центре внимания автора текста Надежда Александровна Тэффи.

    Настоящая любовь. Какая она? Именно эту проблему рассматривает Н. А. Тэффи.

    Никогда не упускайте возможность подать сигнал о том, что вы видите в тексте несколько проблем, но выбираете для анализа одну. Это вовсе не трудно и всякий раз пойдёт вам в плюс.

    Какие ошибки встречаются в формулировках проблем?

    1. Ошибки на управление. Это языковые ошибки. Баллы снижают по критерию К9.

    Это в высшей степени частотные ошибки.

    Примеры из сочинений:

    Каким должен быть воспитанный человек? Каким правилам он должен подчиняться? Именно над этими вопросами (о выборе слова см. рекомендации выше) рассуждает в своем тексте современный писатель Алексей Дорохов.

    Что такое счастье? Когда человеку интересно жить на свете? Может ли любимая работа доставлять радость? Над этим рассуждает В.М. Песков в своём тексте.

    Насколько велик и могуч русский язык? Может ли произойти "ослабление", "деградация" русского языка? Над этим предлагает сосредоточить внимание автор.

    В чём заключаются особенности русского характера? В каких жизненных обстоятельствах они проявляются особенно ярко? Над этим рассуждает автор текста А. Н. Толстой.

    Писатель поднимает проблему о памяти .

    Запомните:

    рассуждать (о чём?) о проблеме
    писать (о чём?) о проблеме
    говорить (о чём?) о проблеме
    повествовать (о чём?) о проблеме

    рассматривать (что?) проблему
    анализировать (что?) проблему
    изучать (что?) проблему
    поднимать (что?)
    предлагает нашему вниманию (что?) проблему
    ставит в центр внимания (что?) проблему

    концентрировать внимание (на чём?) на проблеме
    сосредоточивать внимание (на чём?) на проблеме

    размышлять (над чем?) над проблемой, (о чём?) о проблеме
    раздумывать (над чем?) над проблемой, (о чём?) о проблеме

    проблема (чего?) памяти

    2. Ошибки в именах собственных. За них снимают балл за К12.

    Примеры из сочинений:

    Н. Тефи вместо: Н. Тэффи

    Н. А. Тэфи вместо: Н. Тэффи

    Надежды Тэффии вместо: Надежды Тэффи

    Надежда Тефия вместо: Надежда Тэффи

    Ф. А. Лосев вместо: А. Ф. Лосев

    Галина Геллер вместо: Галина Галлер

    3. Неточный подбор слов. Может пострадать оценка за К10.

    Это удивительно, но почти в каждой второй работе выпускники пишут, что автор текста ту или иную проблему «затрагивает» или «затронул».

    Примеры из сочинений:

    Как найти пути взаимопонимания между людьми разных возрастных поколений и мировоззренческих позиций? Именно эту проблему затрагивает Е. Кореневская в тексте.

    И это о тексте, полностью посвящённом одной-единственной проблеме.

    (1)В редакцию журнала пришло интересное письмо. (2)Автор — семидесятидвухлетний москвич — пишет: «Когда я смотрю на своего четырнадцатилетнего внука, мне иногда кажется, что он какой-то инопланетянин, — так он не похож на мать, на меня, на свою бабушку. (3)Нет, он вообще-то неплохой парень, грех жаловаться: прилично учится, посильно помогает матери — моей дочери — по хозяйству, и даже в его грубоватом обращении ко мне «дед» я порой чувствую привязанность... (4)Но его одежда, этот свитер с висящими рукавами, джинсы с дырками на коленях, две серьги в одном ухе, его речь со всеми этими «прикидами» и «приколами», его взгляды и то, что все мои мысли и суждения вызывают у него насмешку, — всё это делает его настоящим инопланетянином в нашей семье...

    (5)Глядя на внука и его приятелей, проходя мимо шумных компаний подростков, я не могу отделаться от вопроса: откуда они взялись, эти странные, самоуверенные и невежественные юнцы? (6)Кто сделал их такими?».

    (7)Спорить с автором письма не приходится. То, о чём он пишет, наверняка знакомо большинству читателей, у которых есть внуки. (8)Единственное, с чем нельзя безоговорочно согласиться, — это с вопросом «Кто сделал их такими?». (9)Мы так привыкли во всём искать виновных, что спокойный взгляд на вещи, попытка найти объективное объяснение даются нам, к сожалению, с трудом. (10)Конечно, куда проще сказать, что во всём виноваты телевидение, американские фильмы, школа, рыночная экономика, правительство, чем постараться понять причину так пугающе расширившейся пропасти между отцами и детьми, не говоря уже о внуках.

    (11)А пропасть эта, между прочим, была всегда. (12)Об этом сто сорок лет тому назад И.С. Тургенев написал свой знаменитый роман «Отцы и дети». (13)Да что Тургенев! (14)В одном из древнеегипетских папирусов автор жалуется, что дети перестали уважать своих отцов, их религию и обычаи и что мир поистине рушится.

    (15)Другое дело, что в прежние времена изменения в человеческом обществе происходили неизмеримо медленнее, чем сейчас. (16)Изучая влияние убыстрившегося хода истории во второй половине XX века, психологи даже ввели термин «шок будущего». (17)Это чувство смятения, беспомощности, дезориентации, которое охватывает людей, когда их психика перестаёт поспевать за чересчур стремительными изменениями в обществе, в технологиях, в нравах и обычаях. (18)Что же говорить о нас, когда за одно десятилетие - неуловимое мгновение по меркам истории — мы пережили ряд потрясений: сменились экономическая формация, политический строй, исчезла привычная страна. (19)Это не просто шок будущего, это супершок. (20)Приходится только удивляться душевной стойкости, которая позволила людям выстоять перед такими историческими цунами.

    (21)Так стоит ли искать виновных в том, что дети и внуки не похожи на нас? (22)Просто они живут в другое время, в другую эпоху. (23)А кто лучше, мы или они, — вопрос, на который никогда не будет однозначного ответа. (24)Если они для некоторых из нас инопланетяне, то мы для них в лучшем случае — странные старики, которые ничего не понимают в современной жизни и всего боятся.

    (25)Что же делать, чтобы хоть как-то сузить ров, разделяющий нас? (26)Прежде всего нужно набраться терпения и научиться уважать взгляды и нравы друг друга, какими бы чуждыми они нам ни казались. (27)И это, разумеется, трудно, но необходимо.

    (По Е. Кореневской)

    Понимаете, затрагивать — это по ходу дела, слегка, чуть-чуть . Затронуть и пройти мимо. В словарях дано значение: «коснуться чего-либо в изложении или разговоре » (См., например, «Словарь русского языка в четырёх томах» АН СССР, т. 1, стр. 586). Но вы-то хотите сказать другое: то, что текст посвящён такой-то проблеме.

    Это один из примеров качества тех шаблонов, которые тиражирует Интернет. Почему это слово такое привязчивое, чем оно вас так привлекает? Красивое? Да, само по себе это замечательное слово, которое позволяет выразить смысл: кто-то сказал что-то походя, по ходу дела . Но в 99% случаев в сочинениях оно используется выпускниками неуместно и является речевой ошибкой. Помните, вы пишете сочинение в рамках экзамена по русскому языку. Думайте, как лучше передать свою мысль. Будете использовать речевые штампы, ваши мысли будут казаться штампованными. А иногда, не сумев верно оценить, насколько они плохи, вы расплатитесь за тягу к ним баллами.

    Кроме того, хочу дать два совета тем, кто хочет быть в русле культурной традиции .

    1. Не нужно писать в тексте сочинения: «Антон Павлович Чехов», «Александр Сергеевич Грибоедов», «Борис Михайлович Бим-Бад» и в особенности использовать полное имя, отчество и фамилию автора текста многократно.

    Обратитесь к литературоведческим трудам или к литературной критике. Вы увидите, что обычно пишут: А. П. Чехов., Л. Н. Толстой; Лев Толстой, Виктор Астафьев; А. Пушкин, М. Лермонтов или совсем просто: Достоевский, Ахматова. Знайте, когда вы приводите имя, отчество и фамилию полностью, это нарушает традицию. А использовать имя и отчество без фамилии вообще недопустимо! Нельзя писать: «Лев Николаевич поднимает проблему. ..» Это дурной тон и амикошонство.

    2. По той же причине не нужно переписывать ту справку об авторе исходного текста, которую вам дают после текста: « Н. И. Полотай (1909-1987) - украинский писатель, автор сказок, рассказов, юморесок», «Лев Ни-ко-ла-е-вич Тол-стой − все-мир-но из-вест-ный рус-ский про-за-ик, дра-ма-тург, пуб-ли-цист», «Виктор Петрович Астафьев (1924-2001 гг.) — российский писатель, видный представитель «деревенской прозы», участник Великой Отечественной войны».

    Во-первых, бывает, эти справки самим по себе звучат диковато. Да, бывает, что человек проявил себя в разных сферах, но в историю русской культуры, скажем, В. Солоухин вошёл как писатель, а не как поэт, Л. Н. Толстой — как писатель и философ, В. М. Песков — как журналист и так далее. Выходит, что вы, бездумно повторяя формулировки сотрудников ФИПИ, показываете лишь собственную несамостоятельность мышления.
    Любому ясно, что вы хитрите и таким образом хотите увеличить объём вашего сочинения.

    Во-вторых, подумайте, что вам даёт подобное цитирование? Вы хотите показать себя конъюнктурщиком? Ни в одном тексте содержание не зависит от статуса и сферы деятельности автора. Переключая внимание на цитирование справки ФИПИ, вы только отвлекаетесь от тех авторских смыслов, с которыми вы на самом деле должны работать.

    В-третьих, ФИПИ даёт вам справочную информацию, потому что дети не всегда свободно ориентируются в широком социокультурном контексте. Это своеобразный ликбез. А с какой целью вы повторяете полученную вместе с текстом информацию в сочинении? Вы считаете экспертов непроходимыми тупицами? Думаете, что увидеть исходный текст со справкой ФИПИ для экспертов мало? Что ваша задача эту информацию в сознание эксперта вбить? Помните, эксперты читают много работ подряд. Такого рода вставки — это шум, грязь, которая страшно утомляет, особенно если её повторяют из сочинения в сочинение.

    Примеры из сочинений:

    В рассказе все-мир-но из-вест-ного рус-ского про-за-ика, дра-ма-турга и пуб-ли-циста Льва Николаевича Толстого «Сила детства» поднимается проблема гуманного отношения к людям в военное время.

    Русский поэт, прозаик и публицист Владимир Алексеевич Солоухин размышляет над проблемой рассеянного внимания. Как можно справиться с потоком информации, который мы постоянно получаем из внешнего мира?

    Фёдор Михайлович рассматривает проблему влияния детства человека на его дальнейшую жизнь.

    Почему к определению проблематики текста и выбору проблемы для написания сочинения нужно отнестись со всей серьёзностью?

    Прошлогодний пример:

    Молодому человеку достался текст, начинавшийся словами: «В тот день, с которого началась эта необычная военная история, всё было так же, как и в другие дни». Он не занимался у нас на сайте, у меня не консультировался. Уже после экзамена он случайно забрёл на наш сайт. И написал мне.

    Письмо 1:

    [...] Тут, конечно, явная проблема — это влияние искусства на людей во время войны. Но я не вспомнил аргументов. Все писали про Наташу Ростову в Отрадном, но она же пела там до войны, и на солдат никак не влияла. Я взял проблему: разлучение людей с их прошлой и дорогой им жизнью. То есть раньше они занимались любимым делом, как, например, балетмейстер. Он с теплотой вспоминает о прошлой жизни, а теперь они вовлечены в ужас войны, ничего не знают, кроме как ставить мины, выбегать по приказу на мороз и т. д. Аргумент 1-й я привел такой: «А зори здесь тихие». Девушки-зенитчицы раньше учились, работали, радовались жизни, могли бы много получить от жизни, но теперь они постоянно рискуют своей жизнью и в конце концов погибают. Второй аргумент я тоже привёл. Скажите, правильно ли я определил проблему?

    NB!Не хочу комментировать это письмо. Письмо — это не сочинение. Но помните: важно всё: и что

    Вконтакте

    Все утро 22 июня 1941 года Константин Симонов писал стихи. До двух часов дня он не знал, что началась война. Он не подходил к телефону и не включал радио. Он не слышал и не мог слышать выступление Молотова, которое передавали в 12 часов 15 минут.
    23 июня Симонов командирован в армейскую газета. Вечером того дня он в Наркомате обороны. Получил документы и обмундирование. В дневнике Симонов пишет: «Шинель была хорошо пригнана, ремни скрипели, и мне казалось, что таким я всегда буду. Не знаю, как другие, а я в эти первые два дня настоящей войны был наивен, как мальчишка».
    Уже известному поэту, драматургу и журналисту Константину Симонову в 1941 году двадцать пять лет. Симонов ведет дневник все годы войны. Это не частое явление. Дневники на фронте, особенно в первую половину войны, запрещены. Симонов знает об этом, дневник хранит в сейфе у главного редактора газеты «Красная звезда», своего друга Давида Ортенберга.
    В 1943 году секретарь Московского комитета партии Щербаков закажет Симонову сценарий фильма о Москве 1941 года. Симонов хотел, чтобы фильм ставил режиссер Пудовкин. Он дал Пудовкину почитать свой дневник 1941 года. Пудовкин сказал, что специальный сюжет не нужен, он будет делать фильм на основе симоновских дневников. Они вместе написали сценарий, назвали его «На старой Смоленской дороге». Сценарий в высоких инстанциях зарубили.
    В начале 60-х к дневниковым записям, составившим книгу «100 суток войны», Симонов напишет комментарии. В них будет дополнительная информация. Они отразят более поздние симоновские взгляды. Дневник5овый текст Константин Симонов оставит неизменным. Эмоциональным и кинематографичным. Из первых рук первые дни и месяцы большой войны.
    24 июня Симонов уезжает из Москвы в Минск. В Москве вечером абсолютно темно. На вокзале где – то горят синие лампочки. Симонов пишет: «Первые признаки неразберихи и беспорядка. Черный вокзал, толпы людей, непонятно, когда, куда и какой идет поезд. Какие – то решетки, через которые не пускают. Вагоны в поезде на Минск неизвестно почему дачные».
    Симонов продолжает: «В вагоне ехали главным образом командиры, возвращавшиеся из отпусков. Казалось, что половина Западного округа была в отпуску. Я не понимал, как это случилось. Впрочем, не понимаю этого и до сих пор». 26 июня он сошел с поезда в городе Борисове. Дальше, к Минску, поезда уже не идут.
    Симонов пишет: «Три часа метались по городу в поисках какой – нибудь власти. После долгих поисков мы с артиллерийским капитаном поймали пятитонку и поехали по Минскому шоссе искать хоть какое- нибудь начальство.
    Над городом крутились самолеты. Была отчаянная жара и пыль. Возле госпиталя я увидел первых мертвых. Они лежали на носилках и без носилок.
    По дороге шли какие – то войска и машины. Одни в одну сторону, другие – в другую. Ничего нельзя было понять. Поехали обратно в город. Немецкие самолеты гонялись за машинами. Я плюхнулся в пыль, в придорожную канаву. В городе уже была паника. По городу шли и бежали неизвестно куда какие – то люди. За городом по пыльной дороге на восток шли машины. Двигались пешком люди. Теперь все направлялись только в одну сторону – на восток.

    С запада на восток вдоль дороги шли женщины, дети, старики, девушки с маленькими узелками. А навстречу с востока на запад шли гражданские молодые мужчины. Они шли на свои призывные пункты, мобилизованные, не хотевшие, чтобы их сочли дизертирами, и в то же время ничего не знавшие, не понимавшие, куда они идут. Их вели вперед чувство долга и неверие в то, что немцы могут быть здесь, так близко.
    Перед мостом стоял совершенно растрепанный человек с двумя наганами в руках. Он останавливал людей и машины и, грозя застрелить, кричал истерическим голосом, что он – политрук Петров – должен остановить здесь армию, и он остановит ее и будет убивать здесь всех, кто попробует отступить. Люди равнодушно ехали и шли мимо него.
    В соседнем лесу все кишело народом. Большей частью это были командиры и красноармейцы, ехавшие из отпусков обратно в части. Людей делили на роты и батальоны и отправляли занимать оборону вдоль берега реки Березина. Немцы с воздуха вскоре обнаружили это скопление людей и начали обстреливать лес из пулеметов. Мы ложились, прижимались головами к тощим деревьям. Нас было удобно расстреливать. Несколько человек рядом со мной были ранены – все в ноги. Как лежали в ряд – таки пересекла их пулеметная очередь.
    Этот расстрел продолжался до поздней ночи. Было уже все равно. Оставалось только полное недоумение перед всем, что делается кругом. И еще казалось, что это все случайность, просто какой – то прорыв, что впереди и сзади войска, которые придут и все поправят. Ночью опять был обстрел с воздуха. А с земли все, кто из чего, стреляли в небо, «в Божий свет, как в копеечку».
    Потом, когда выбрались на дорогу, наткнулись на группу из четырех человек, которые требовали документы у человека в штатском. Он отвечал, что документов у него нет. Они опять требовали, тогда они крикнул: «Документы вам? Гитлера ловите! Все равно вам его не поймать!» Военный молча вынул наган и выстрелил. Штатский согнулся и упал. Не знаю, может быть, это и был агент, диверсант, но скорее всего – просто какой – нибудь мобилизованный, доведенный до отчаяния в поисках своего призывного пункта. Тысячи людей из остановленных и разбомбленных поездов продирались ы в эти дни к призывным пунктам».
    Едва застреленный упал, рядом разорвалась бомба. Через мгновение Симонов увидел: рядом с ним лежал застреленный и почти на нем убитый осколком военный. Больше никого не было, все разбежались.
    Утром неподалеку рыли окопы и щели. Симонову как на старшего указали на корпусного комиссара Сусайкова. Это был молодой небритый человек в надвинутой на глаза пилотке, в красноармейской шинели и с лопатой в руках. Симонов спросил, где редакция газеты, потому что он писатель и направлен в армейскую газету.
    Сусайков посмотрел на Симонова отсутствующим взглядом и сказал равнодушно: «Разве не видите, что делается? Какая газета?» Симонов сказал, что ему надо явиться в штаб фронта. Сусайков не знал, где штаб фронта. И вообще он ровно ничего не знал, так же как и все находившиеся с ним в этом лесу.
    Это 28 июня. Минск оставлен войсками Западного фронта. Симонов, корреспондент «Известий», командирован в армейскую газету 3-й армии Западного фронта. Но эта 3-я, так же как и 4-я, и 10-я армия, уже окружена юго – западнее Минска.
    Вспоминает командир партизанского отряда, белорусский писатель Алексей Карпюк, живший в июне 1941 года в деревне у шоссе Белосток – Волковыск – Слоним: «На шоссе оставались советские танки – целенькие, покрашенные свежей крской, с исправными моторами, пулеметами и пушками. Немцы на их бортах аккуратно вывели номера. У границы стоял танк под номером 1, на расстоянии девяноста километров от него – танк под номером 500». Танкисты без танков отступают вместе с пехотой. Связи в войсках нет. Управление потеряно. На дорогах толпы людей. Это первый большой котел. 330 тысяч пленных советских солдат и офицеров. Из дневника командующего группой армий «Центр» генерала фон Бока: « 23.06.41. Сообщают о многочисленных случаях самоубийства русских офицеров, пытавшихся избежать плена».
    В это время в Москве, на Белорусском вокзале, откуда уходят на фронт эшелоны, уже звучит «Священная вона» Сообщения о боевых действиях – в газетных сводках Совинформбюро, которое создано 24 июня.
    Симонов в комментариях к дневнику пишет: «Сводки Информбюро в тот период значительно отставали от молниеносно разворачивающихся событий».
    Наиболее характерная формировка: «Бои идут на таком – то направлении». Скажем, на Минском или Бобруйском направлении. Термин «направление» расплывчат. Он дает только общее географическое представление о глубине нанесенного нам удара. Тогда, в конце июня 1941 –го, словечко «направление» на фронте произносили с едкой иронией, маскирующей отчаяние.
    После войны Симонов напишет: «Если бы избрать тогда иную терминологию, то все наши сводки в любой из дней состояли бы из доводящего до отчаяния списки десятков потерянных городов и тысяч населенных пунктов».
    3 июля в сводке Совинформбюро проскакивает ремарка: « Враг не выносит штыковых ударов наших войск» На самом деле вот это и есть информация. В нескольких словах истинная картина отчаянных боев, когда, кроме как идти в штыковую, ничего не остается.
    Симонов уже неделю в поисках штаба Западного фронта. Перемещается на попутных машинах.
    Воронки от бомб – в стороне от дороги, за телеграфными столбами. Беженцы пробирались там, стороной, и немцы, приспособившись к этому, бомбили как раз по сторонам дороги. Вот вдоль дороги и лежали трупы. Саму дорогу немцы не портили: они собирались идти быстро и беспрепятственно.
    Повсюду еврейские беженцы из – под Белостока, из – под Лиды, из сотен еврейских местечек. Симонов пишет: «Шли старики, которых я никогда не видел, с пейсами и бородами, в картузах прошлого века. Шли усталые, рано постаревшие еврейские женщины. И дети, дети, дети. Детишки без конца».
    Штаб Западного фронта в тот момент находился под Могилевом, в лесу, в палатках. Некоторые отделы штаба размещались прямо на грузовиках. Здесь Симонов видел маршалов Ворошилова и Шапошникова. Они приехали в лес на длинном черном «паккарде». Ворошилов лично допрашивал сбитого немецкого летчика.
    Симонов пишет: «Это был первый немец, которого я видел на войне. Этот первый немец был событие. Все толпились вокруг него». Он был сбит у Могилева. У него был компас. И он пошел на восток. Из его объяснений стало ясно, что на шестой день войны немцы должны были взять Смоленск. И этот фельдфебель, твердо веруя в этот план, шел к Смоленску.
    Далее Симонов пишет: «Настроение было отчаянное. По – прежнему, все было непонятно. Радио сообщало о сдаче небольших городков на границе – о Минске не упоминалось. Говорили о взятии Ковно и Белостока. Между тем в Могилеве говорили, что бои уже идут под Бобруйском. Было такое ощущение, что впереди, на западе, дерутся наши армии, а между ними и остальными нашими войсками находятся немцы».
    Так и было на самом деле. Только с той разницей, что наши армии на западе были окружены и выходили частями. После страшных поражений на границах в первые два дня войны было решено не поддерживать всех, кто остался, не помогать окруженным частям, не бросать на съедение новые дивизии. Симонов продолжает6» Решили оставить всех там, впереди, на произвол судьбы, драться и умирать, а из всего, что было в тылу, по Днепру и Березине организовать новую линию обороны. Если бы не это, немцы действительно за 6 недель дошли бы до Москвы».
    Вокруг Могилева повсюду роют. Вся Могилевщина и вся Смоленщина изрыта окопами и рвами. Немцы их потом спокойно пройдут.
    Симонов работает в газете в Могилеве. Он часто сам развозит газеты в те части, которые может найти. По дороге по одному, по два попадаются грязные, оборванные люди, совершенно потерявшие военный вид. Это окруженцы. На проселочной дороге Симонова останавливает невесть откуда взявшийся милиционер. Он спрашивает, что ему делать с этими бредущими одиночками: «Отправлять их куда – нибудь или собирать вокруг себя?» Симонов говорит, чтобы он собирал их до тех пор, пока не появится какой – нибудь командир. Милиционер остается на дороге. Рядом на обочине сидят двое, вырвавшиеся из окружения.
    В тот же вечер в политическом отделе штаба фронта Симонов прочел речь Сталина, записанную на слух радистами. Это было сталинское обращение к народу 3 июля, начинавшееся знаменитыми словами: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои»,
    В дневнике Симонов комментирует выступление Сталина. Первое – эта речь давала понять, что немцами захвачена огромная территория и что опасность крайняя. В сводках Совинформбюро об этом не говорилось. «Теперь – пишет Симонов – стало легче оттого, что это было сказано вслух. Второе – мы поняли, что наши надежды, что где –то готовится могучий удар, что немцев погонят не сегодня, так завтра, - мы поняли, что это не более чем плоды фантазии. И надо забыть, что мы слишком долго готовились к другому, к победоносному началу войны».
    Симонов пишет в дневнике 1941 года: «Слово «друзья мои» в сталинской речи, помню, тогда тронули до слез». Сталин в том июльском обращении произносит: «Враг ставить своей целью восстановление власти помещиков, восстановление царизма». Сталин все еще живет в эпохе 20 – 30х, где успешно работали штампы классовой борьбы. А люди уже живут в эпоху Отечественной войны. И вся предыдущая жизнь отныне и навсегда для них будет называться просто и емко – «до войны». Сталин этого еще не чувствует, он не поспевает за народом, от которого впервые зависит его личная судьба и к которому именно поэтому он впервые обращается «друзья мои».
    И когда он в обращении говорит, что советский народ теперь должен отказаться от беспечности и благодушия, это излишне. Война и без Сталина вовсю учит советских людей, а вернее, тех из них, кто не погиб тогда, в первые ее дни и недели.
    Через 200 лет в комментарии к дневнику 1941 года Симонов продолжает тему «Сталин в начале войны». Все прошедшие годы ему не дает покоя вопрос: почему Сталин не желал верить, что война начнется летом 1941 года? «Я допускаю, 0 пишет Симонов, - что Сталин считал, что с ним, с исторической фигурой такого масштаба, Гитлер не посмеет решиться на то, что он решился раньше с другими».
    В случае со Сталиным сказалось разлагающее личность влияние неограниченной власти. Он мнил себя способным планировать историю.
    «Другой вопрос, продолжает Симонов, - что даже в самых сложных условиях существует еще и ответственность общества, когда оно поручает власть в руки одного человека. Нельзя забывать о нашей ответственности за то положение, которое занял этот человек».
    Именно этот симоновский комментарий – главная причина запрета на публикацию его дневников 1941 года под названием «100 суток войны». Они должны были увидеть свет в журнале «Новый мир» в 19666 году. «100 суток» напечатаны не будут.
    Из секретной докладной записки начальника Главлита Охотникова в ЦК КПСС: «При контроле сентябрьского и октябрьского номеров журнала «Новый мир» было обращено внимание на содержание записок К. Симонова и комментарии автора к ним». Далее в форме доноса четко излагается суть симоновских антисталинских комментариев. Докладная заканчивается словами «произведение снято из номера». И это несмотря на то, что Симново в то время обладатель одного из самых громких имен в советской литературе. Его стихи знают не только по книгам. Всю войну они публикуются в газетах. Это невероятная известность. В 1966 году по поводу своей книги «100 суток войны», которую считал лучшей, Симонов рискнул обратиться в высочайшую партийную инстанцию. Он не получил не только поддержки, но и вообще какого – либо ответа.
    Годом раньше, в 1965 – м, к 20 – летию Победы, Симонов делал доклад на пленуме Правления Московской писательской организации. 1965 год, первый год после Хрущева, - это начало ресталинизации, тихое возвращение Сталина на позиции, отнятые было у него ХХ съездом партии. Симонов в этом году с трибуны говорит о сталинских репрессиях в армии с точки зрения их прямого влияния на неподготовленность страны к войне.
    Симонов говорит: «Нет, нельзя, все сводить к изменам нескольких расстрелянных военачальников. Вслед за ними погибли тысячи и тысячи, составлявшие цвет армии. И не просто погибли, а в сознании большинства ушли с клеймом изменников родины. Но речь идет не только о тех, кто ушел. Надо помнить, что творилось в душах людей, оставшихся служить в армии».
    Система подозрений, обвинений, арестов и расстрелов живет вплоть до самой войны. Такова атмосфера накануне войны с фашистской Германией.
    Симонов говорит: «Сталин оставался верным той маникальной подозрительности по отношению к своим, которая в итоге обернулась потерей бдительности по отношению к врагу. Главная вина его перед страной в том, что он создал гибельную атмосферу, когда десятки компетентных людей не имеют возможности доказать главе государства масштаб опасности.
    Только обстановкой чудовищного террора и его многолетней отрыжкой можно объяснить нелепые предвоенные распоряжения».
    В июне, июле 1941 года Симонов на фронте встречает людей, вернувшихся в армию накануне войны. Из их числа комкор Петровский, чей корпус стоит в эти дни на берегу Днепра. После войны Симонов прочитает июльские приказы Петровского. Они свидетельствуют о трезвости в оценках обстановки, спокойствии и самостоятельности в эти тяжелейшие дни. В 1941 –м Комкор Петровский соответствует служебной характеристике, полученной еще в 1925 году: «Обладает сильной волей, решительностью». Военное дело знает и любит его».
    В том же самом месте, где Симонов встретил Петровского, потом в его романе «Живые и мертвые» будет ждать боя Федор Федорович Серпилин, арестованный в 1937 –м, получивший 10 лет лагерей, а потом неожиданно отпущенный. Перед рассветом, лежа на охапке сена, Серпилин будет думать: «Спрашивается, кому же перед войной понадобилось лишать армию таких людей, как он, Серпилин? Какой в этом смысл?» Время заключения в сознании Серпилина было прежде всего бездарно потерянным временем. «Вспоминая теперь, на войне, эти пропащие четыре года, он скрипел от досады зубами».
    Серпилин - самый яркий герой главного симоновского романа. Но Симонов встречал других людей, попавших на фронт после лагеря. И о них тоже писал. Эти, другие, лично бесстрашны перед врагом. Но после ареста и заключения беспомощны и безответны перед вышестоящим начальством.
    На командирских должностях они не способны на решения, чем губят и губят солдатские жизни. Их было много таких, изуродованных лагерем. В повести «Пантелеев» Симонов даст такому человеку пустить себе пулю в лоб. В реальной жизни 1941 года его прототип пошел под трибунал. Симонов за повесть с таким действующим лицом подвергся критике с явными намеками на авторскую неблагонадежность.

    К Симонову в Могилев приезжает бригада из «Известий». В ее составе поэт Сурков и фотокорреспондент Трошкин. Они на новенького на фронте. Симонов в это время уже отчетливо формулирует свои впечатления первых двух недель войны: «У меня было такое чувство, что уже ничего тяжелее в жизни я не увижу. Мне и сегодня кажется, что так оно и есть».
    Он написал об этих двух неделях письмо домой. Когда уже. Когда уже сложил письмо вместе с другими журналистскими материалами, чтобы отправить в Москву, вдруг передумал. Не отправил письмо, порвал.
    Одна из последних известинской бригады – в Смоленск.
    «По дороге усталые и пыльные, - пишет Симонов, - заехали в какую – то деревушку, зашли в избу. Изба оклеена старыми газетами. В рамочках фотографии из журналов. В углу – божница. На широкой лавке сидит старик, одетый во все белое – в белую рубаху и белые порты, - с седою бородой.
    Старуха усадила нас на лавку рядом со стариком и стала поить молоком. Зашла соседка. Старуха у нее спросила:
    - А Дунька все голосит?-
    - Голосит, - сказала соседка.
    - У нее парня убили, - объяснила старуха.
    Вдруг открылась дверь, и мы услышали, как в соседнем дворе пронзительно кричит женщина. Старуха сказала:
    - Все у нас на войне. Все сыны на войне, и внуки на войне. А сюда скоро немец придет, а?
    -Не знаем, - сказали мы, хотя чувствовали, что скоро.
    А старик все сидел и молчал. И мне казалось, что если бы он мог, то он умер бы, вот сейчас, глядя на нас, людей, одетых в красноармейскую форму, и не дожидаясь, пока в его избу придут немцы. А что они придут сюда – мне по его лицу казалось, что он уверен. Он качал своей столетней головой, как будто твердил6 «Да, да, придут, придут».
    Симонов в дневнике пишет» Я потом написал об этом в стихотворении и посвятил его Алеше Суркову.
    Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
    По мертвому плачущий девичий крик,
    Седая старуха в салопчике плисовом,
    Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
    На дорогах женщины поили нас молоком, крестили и, как – то сразу перестав стесняться, что мы военные и партийные, говорили нам; Спаси вас, Господи», «Пусть вам Бог поможет» - и долго смотрели нам вслед».
    Это - дневник, а это – стихи:
    Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
    Как шли бесконечные, злые дожди,
    Как кринки несли нам усталые женщины,
    Прижав, как детей, от дождя их к груди...
    172 –я дивизия, которая обороняла Могилев, стояла на западном берегу Днепра. Дивизионный комиссар сказал Симонову, что лучше всего у него в дивизии дерется полк Кутепова. Разговор об этом шел ночью. Ночью же Симонов с фотокором Трошкиным и выехали к Кутепову. Это была ночь 14 июля.
    Два дня до этого – 12 и 13 июля – у Кутепова шел бой. 12 – го на кутеповский полк шли танки генерала Модели. Танки с открытыми люками, из которых по пояс торчали немецкие офицеры. За танками – пехота с засученными рукавами. Танки шли по ржаному полю.
    Кутеповцы уничтожат 39 танков. Это самый ожесточенный и самый результативный бой в ходе обороны Могилева. На следующий день, 13 – го, немцы предпримут психическую атаку. Их пехота пойдет стройными колонными с развернутыми знаменами. Из этих колонн уцелеют немногие.
    Ночью, после отражения психической атаки, 45-летний Кутепов рассказывает Симонову о происшедшем с мальчишеским задором. «Вот говорят: танки, танки. А мы их бьем. Если пехота решила не уходить, то никакие танки с ней ничего не смогут сделать, можете мне поверить. Вон там их танк стоит. Вот куда дошел, а все – таки ничего у них не вышло».
    14 июля фотокорреспондент «Известий» Трошкин снимает подбитые немецкие танки на глазах у немцев. Он вытаскивает из танка немецкий флаг, заставляет красноармейцев залезть на танк, снимает их на танке, рядом с танком, с флагом и без флага. Симонов пишет6 «Он вообще окончательно обнаглел». Потом Трошкин фотографирует командира батальона капитана Гаврюшина, лет тридцати, три дня не бритого, со свалившимися под фуражкой волосами. На лице у Гаврюшина странное выражение готовности еще сутки вести бой, и в то же время – готовность уснуть в любую секунду. Война – это очень тяжелая работа.
    12 июля бой шел 14 часов подряд, 13 июля – 10 часов. Но ожидание боя тяжелее самого обя, многие не выдерживают. Бегут. Их ловят. Трибунал. Расстрел.
    Трошкин, перед тем как фотографировать Гаврюшина, заставляет его надеть через плечо автомат, вместо фуражки – каску. «Это амуниция на редкость не идет капитану, как она обычно не идет людям, сидящим на передовой», - пишет Симонов.
    Легендарный фотограф Павел Трошкин работал на трех войнах: боях на Халхин-Голе, Финской войне и на фронтах Великой Отечественной. Фотокорреспондент газеты «Известия» снимал великие битвы и затяжные обороны, он оставил после себя уникальные кадры и умер, не дожив до победы всего полгода.
    Павел Трошкин родился в 1909 году в Симферополе, но вскоре вся семья переехала в Москву. Шестнадцатилетним парнем Павел пришел на работу в типографию газеты «Известия», а уже через несколько лет начал работать в фотоотделе редакции. В 1936 году Павел Артемьевич Трошкин стал специальным фотокорреспондентом «Известий».
    С первого дня Великой Отечественной войны Павел Трошкин работал на фронте. Он снимал оборону Москвы, Сталинградскую и Курскую битвы, сражения в Крыму, освобождение Украины.
    Во время обороны Сталинграда фотограф снимал уличные бои. Рискуя жизнью, проявлял пленку в машине, а после мчался в корпункт, чтобы отправить негативы в Москву, в очередной номер газеты.
    Константин Симонов писал о Павле Трошкине: «В моей памяти он сохранился человеком сильным, упрямым и до такой степени необузданным в своей работе, что с ним было опасно ездить. Когда ему надо было непременно что-то снять, он не отступал от своего намерения ни при каких обстоятельствах… Остался в моей памяти облик, пожалуй, самого бесстрашного из всех наших фотокорреспондентов».
    Павел Артемьевич Трошкин погиб под Ивано-Франковском в сентябре 1944 года. Ему было всего 35 лет.
    В 1941 – м снимал Трошкин и командира роты Хоршева, такого молодого, что было странно, что вчера он дрался до последнего патрона и потерял половину роты.
    14 июля здесь, на Буйничском поле, тишина. Работает немецкая похоронная команда. Кутеповцы не мешают. Большой участок в несколько гектаров на нейтральной полосе покрывается березовыми крестами над немецкими могилами. В ночь с 12 –го на 13 –е во время передышки между боями, наши и немецкие похоронные команды работали вместе.
    14 июля полковник Кутепов говорит Симонову: « Мы так уж решили тут между собой: чтобы там кругом не было, кто бы там ни отступал, а мы стоим вон тут, у Могилева, и будем стоять, пока живы».
    После войны в комментарии к дневникам 1941 года Симонов будет много раздумывать о том, что было целесообразнее – стоять насмерть или отступать, отводить войска, избегая окружений. Но мы были катастрофически не готовы и к спланированному, организованному отступлению. Симонов пишет: «Меры нашей неподготовленности к войне была так велика, что мы не можем при воспоминаниях о тех днях освободить свой лексикон от такого тяжелого слова как «бегство», или, употребляя солдатское выражение того времени, - «драп».
    И сейчас, при самой трезвой оценке всего, что происходило, мы должны снять шапки перед памятью тех, кто до конца стоял в жестоких оборонах и насмерть дрался в окружениях, обеспечивая возможность отрыва от немцев, выхода из мешков и котлов другим частям, соединениям и огромной массе людей, группами и в одиночку, прорывавшихся через немцев к своим».
    Героизм тех, кто стоял насмерть, вне сомнений. Если бы страну честно и грамотно готовили к реальной войне, этот героизм принес бы несравнимо большие результаты.
    У ополченцев под Могилевом – одна винтовка на троих. Топор, вилы, лопата также считается оружием.
    Начальник Главного политического управления Советской армии Епишев 19 ноября 1966 года напишет по поводу книги Симонова « 100 суток войны»: «Новая книга К. Симонова является глубоко ошибочной, недостойной советского писателя, она может нанести серьезный вред патриотическому воспитанию нашей молодежи, искаженно показывая подвиг нашего народа во имя защиты завоеваний Октября». Симонов перед смертью завещает развеять свой прах на том поле, где в июле 1941 –го насмерть стоял полковник Кутепов.
    И Кутепов, и Гаврюшин, и Хоршев погибнут в окружении. Немцы пойдут на Смоленск и возьмут его в самом конце июля. Симонов в это время будет несколько дней в Москве. Он переходит из «Известий» в «Красную звезду».
    А впереди долгие месяцы и годы войны…